— «Друг» предлагает четыре варианта: первый — покупка унцевых монет, второй — полуунцевых еще в 1980 году Южноафриканский монетный двор начал чеканить такие Крюгерранды. Это позволило большему количеству людей, которые не могут позволить себе покупку одной полной унции чистого золота, приобрести его половинку. Эта производился меньшим тиражом, чем его аналог в одну унцию, и может чеканиться в качестве Proof, третий — четверть унции, выпускают тоже с 1980 года вместе с монетой в полунции. В некоторых отношениях такой крюгерранд в оказался более популярным, потому что его цена по факту намного ниже, четвертый — 1/10 унции, самая маленькая южноафриканская инвестиционная монета из золота также впервые появилась в 1980 году. Она также неожиданно для многих стала одной из самых продаваемых монет, не только привлекая экономных инвесторов, но и став популярным подарком к празднику для тех, кто хотел бы сделать по-настоящему «золотой» подарок, имеют самый большой или второй по величине тираж с момента начала выпуска.
Тут я прервался чтобы перевести дух.
— Что еще?
— Как выяснилось, крупнейшим рынком сбыта крюгеррэндов являются США, куда только за прошлый и этот год было продано монет на сумму более 600 миллионов долларов!
— Вот это да!
В этом месте нашего разговора повисло молчание. Потом Измайлов тяжело выдохнул:
— Ладно. Одобряю. И никому! Слышишь никому, даже Рыжову и своей жене… Я сам клгда придет время доложу кому надо… А теперь… иди. Работы хватает.
— Ясно. Говорите, вспышка в Ломас-де-лос-Орнитос?
— Да. Подозреваю, что очередная бяка от американцев. Проверь все тщательно на месте. В общем действуй по обстановке. Если что — держи связь по второму каналу. И береги Инну.
— Понял.
Через пять минут мы стояли у машины, я засовывая ящик с медицинскими инструментами в багажник. Инна, еще сонная, забрасывала свою сумку с термометрами, бинтами и стандартным набором медикаментов на заднее сидение.
— Что случилось: — спросила она, захлопывая дверцу.
— Говорят — какая-то вспышка. Сначала подумал — отравление, но по описанию не похоже. Генерал велел ехать сразу. Местечко глухое, на другом краю острова, Ломас-де-лос-Орнитос. маленький военный пост, раньше — сигнальный, на перекрестке дорог, даже без названия. Связисты и несколько человек охраны.
— Симптомы, какие Костя?
— Температура нестабильная, сильные мигрени, дезориентация, периодическая агрессия. У одного — приступ, похожий на эпилепсию. Двоих отправили в ближайший госпиталь, но по дороге потеряли сознание. Есть мнение, что это не вирус. Возможно — воздействие извне.
— Химия?
— Или радиация. Но у них приборов нет. А у нас… — Я похлопал по ящику. — Есть кое-что поинтереснее.
— Всё это очень… странно, — пробормотала Инна. — Как будто…
— Как будто что-то не отсюда: — Я кивнул. — У меня такое же чувство.
Машина плавно вырулила на дорогу. Я откинул шторку с солнечным фильтром и активировал нейроинтерфейс внутренний связи.
— «Друг», высылай мне уточнённую карту района Ломас-де-лос-Орнитос, где все произошло. И дай любые атмосферные аномалии за последние 72 часа.
— Подтверждаю: За последние трое суток, неоднократно фиксировались микровсплески нейтрино неустановленного происхождения. Ранее подобное наблюдалось при аварийном срабатывании одного из зондов с планеты класса «Ж».
Я ничего не ответил. Просто сжал пальцы на колене и почувствовал, как внутри всё сжалось.
Похоже, сегодня скучно не будет. Гавана ещё спала, редкие фигуры мелькали в переулках, а город, прогретый ночной влажностью, испарял запахи моря и камня. Мы стояли у старого «ЗИЛ-130» с кунгом, в тени пальм, закидывая вещи в кузов. Инна поправляла флягу за плечом, а Иванихин лениво закуривал, прикрыв сигарету ладонью.
— Быстрее! — крикнул водителю, капитан с густыми бровями, которого звали Педро. — До обеда надо пройти как можно больше.
Щеглов зевнул, садясь внутрь.
— Чего так рано: Куба же, маньяна…
— На маньяне здесь только революция отдыхает, — буркнул Иванихин и шлёпнулся рядом.
Мы тронулись. Машина тряслась на ямах, но воздух был бодрящим, солнце поднималось из-за холмов. Я поймал себя на мысли, что рад поездке. Вырваться из душных кабинетов, сменить обстановку — даже если едешь в сторону Гуантанамо, где ни солнце, ни пальмы не радуют.
До обеда двигались быстро — мимо сахарных полей, редких деревушек, огороженных кустами гибискуса. Дороги были пусты, только иногда встречались грузовики с бочками, видимо, везли патоку или дизель.