Голос на секунду оборвался, в динамике послышался мягкий свист атмосферного регулятора. Потом снова:
— Тут всё спокойно. Вижу на экранах только тени деревьев и один упрямго ворона, который мотается вокруг по касательной. Пара часов на сон — и лечу в Цюрих… Время поджимает, как всегда.
Последовала короткая пауза. Генерал вздохнул.
— Жаль, не сезон. Не походишь, не пошаришь в лесу по старой памяти. Обычно в сезон, здесь вдоль дороги грибов валом — лисички, подосиновики, даже сыроежки. Всё, как положено. Идёшь, роса на штанах, в руке корзинка, в голове ни одной мысли. Только треск ветки под ногой и аромат прелой земли после дождя.
Он помолчал ещё немного.
— А сейчас — только приборы, цифры и маскировка. Ни запахов, ни грибов. Вот так бывает. Ладно, на связи буду уже из Швейцарии. Об остальном — позже.
Связь оборвалась. Окно нейроинтерфейса затемнилось. Похоже, генерал действительно собирался поспать.
Утро в подмосковном лесу наступало с тихим скрипом ветвей деревьев и пробивающимся сквозь их кроны рассветным светом. Атмосферник, укрытый маскировочным полем и паривший над замшелыми корнями вековой ели, выглядел как странный бугорок среди лесной тишины. Генерал проснулся сам — без будильника, без приказов, по своим внутренним часам.
Он потянулся в ложементе, щёлкнул переключателем климат-контроля, и мягкий сухой воздух насыщенный лесными запахами наполнил отсек. «Друг» молчал — не тревожил по пустякам. Значит, всё спокойно. Значит, можно позволить себе не кофе с сигарой, а то, что в молодости называли «зарядкой спецназа». Генерал, не спеша, вышел наружу, обул мягкие, но плотные ботинки, встал на расчищенную от веток и листвы полянку, вдохнул — и начал. Резкие удары ладонями, отжимания на кулаках, выбросы рук в воздух, приседания до щелчков суставов. Каждое движение — точно, на выдохе, как учили давно, во время совсем другой службы.
— Всё, хватит. — Сказал он сам себе и вытер лоб рукавом, после чего вернулся в атмосферник и принялся переодеваться. Классический костюм отрезного кроя, тёмно-серый, плотный, и самое главное — не броский. На запястье — простой, но не дешовый швейцарский хронограф. Лицо чуть побрил и отполировал лосьоном, чтобы не было ни капли военной строгости. А в остальном — тот самый, кто должен сегодня встретиться с господином Вальтером Мюллером, уважаемым служащим одного из крупнейших банков Цюриха.
Глава 18
Путь до Швейцарии занял меньше часа. На высоте в двадцать километров, в плотной воздушной прослойке, атмосферник двигался бесшумно, и самое главное незаметно для любых, самых современных радаров и так называемых спутников дистанционного зондирования Земли (ДЗЗ). Навигация была автономной, связью управлял «Помощник», а сам генерал тем временем просматривал список шифровок, полученных за последние сутки. Ничего критического. Но и ничего расслабляющего.
Над Цюрихом аппарат сам сбросил скорость, вошёл в зону в 60 километрах от города, активировал маскировку и перешёл в планирующий режим. Посадка в уединённой альпийской долине среди горного леса прошла тихо — только сухие ветки негромко хрустели под ногами, а воздух был по-горному чист.
Генерал прошёл два километра по тропинке, обогнул скалу, пересёк пастбище, и вышел к аккуратному домику с деревянными ставнями. Уютный деревянный домик старого агента Филиппа Ивановича стоял на краю обрыва, среди хвойных деревьев и вечернего тумана, который сползал с вершин к долине. На пороге его уже ждал человек в вельветовом пиджаке и очках с золотой оправой.
— Привет Фридрих! — произнес генерал по-немецки.
Фридрих был коренастым, с проседью в висках и вечной усмешкой в уголках губ.
— Сколько лет, Тино, — отозвался тот. — Пойдёмте. У нас есть двадцать минут, прежде чем кто-нибудь спросит, зачем ты приехал в Швейцарию.
Они вошли, и дверь мягко захлопнулась за ними. Внутри горел камин, пахло кофе и старой бумагой.
Дом был обставлен скромно, но со вкусом: книжные полки от пола до потолка, массивный дубовый стол, над которым висела гравюра с изображением старого Цюриха, и скамейка у окна, на которой уютно лежал оранжевый плед. Камин потрескивал, в воздухе стоял запах жженого орешника и свежемолотого кофе.
Фридрих наливал из медной турки в толстостенную чашку, когда генерал наконец сел.
— Я тебя помню другим, — сказал старик, подавая чашку. — Более… молодым.