Новый тост. Щеглов покраснел, Иванихин попытался отшутиться, я молча кивнул и тоже пригубил.
Рыжов поставил рюмку и хлопнул в ладони.
— Ну а теперь… еще немного интересного. Так сказать сугубо неофициально…
Присутствующие на фуршете слегка притихли.
— Тут наш флот тоже не терял времени. Подняли то, что никто не должен был видеть. Вопросов больше, чем ответов. Из корпуса британской субмарины достали «вкусностей» — будь здоров! Аппаратура связи, шифровальное оборудование, интересные решения по силовой установке, нечто, похожее на автономную боевую систему, и даже один довольно… хм, экспериментальный контейнер с биологическим отсеком. Он, правда, он был пуст. Но это уже забота лабораторий.
Он усмехнулся:
— Только вы, товарищ генерал, их всё равно переплюнули.
В зале раздались одобрительные смешки.
— Ну, подумайте сами: подлодка — это военный трофей. А вы, со своей группой, принесли в кубинский бюджет четыре с лишним миллиарда в свободно конвертируемой валюте и свободный проход гражданских судов мимо Гуантанамо. За это, друзья мои, надо не просто орден нужно дать — надо, чтоб в Москве улицу назвали. Или, по меньшей мере, крейсер.
Раздался многочисленный смех и аплодисменты.
Кто-то хлопнул меня по плечу. Измайлов прищурился и тихо сказал:
— Вот теперь у нас настоящий повод порадоваться. А завтра — снова за дело.
Рыжов напоследок наклонился к Косте и добавил вполголоса:
— Только учти, брат… с такими успехами у тебя скоро появятся фамильные враги.
— Уже, — сухо усмехнулся Костя. — Но теперь хотя бы есть с кем их делить… и шинковать.
Они чокнулись.
Тут вдруг в зале появился человек в светлом кителе с золотыми пуговицами — не из наших. Кубинец лет пятидесяти, с тёмными глазами, выбритым затылком и лицом человека, привыкшего носить погоны даже под пляжной рубашкой. Его сопровождал сотрудник протокольного отдела посольства, который, стараясь не нарушать фуршетную неформальность, но и не теряя серьёзности, приблизился к Измайлову.
— Товарищ генерал, — сказал он негромко, — к вам обращается официальный представитель Министерства вооружённых сил Кубы, полковник Хорхе Альберто Бустаманте.
Мы все притихли. Полковник шагнул ближе и заговорил по-русски — с акцентом, но очень внятно:
— Товарищ генерал Измайлов. От имени товарища Фиделя Кастро и Министерства революционных вооружённых сил выражаю глубокое уважение… и честь пригласить вас, а также товарища лейтенанта Иванихина, курсанта Щеглова и гражданского специалиста Борисенка — на специальный приём в президентском дворце. Завтра, в двадцать ноль-ноль.
Он чуть наклонился вперёд, с дипломатической строгостью добавив:
— Товарищ Фидель лично желает поблагодарить вас за содействие в защите суверенитета Кубы и международной справедливости.
Повисла тишина. Измайлов выпрямился, посмотрел на нас и кивнул, как бы подтверждая, что услышал не только ушами, но и своим собственным опытом.
— Передайте товарищу Фиделю Кастро, что мы будем. И что для нас это очень большая честь.
Полковник сдержанно улыбнулся, вытянул руку и крепко пожал каждому из нас по очереди. Щеглов немного покраснел, Иванихин пытался держаться хладнокровно, но в глазах у него плясал огонь. А мне только и оставалось, что кивнуть — в этом мире такие приглашения просто так не делают.
Когда кубинцы ушли, Рыжов цокнул языком и налил себе ещё рюмку.
— Ух ты, — сказал он, — вот теперь я понимаю, почему вы такие серьёзные, когда играете в «простых» медиков. Завтра, ребятки, будет вечер в лучших традициях социалистического барокко.
— Главное, — пробормотал Измайлов, — чтобы без сюрпризов. Я Фиделя уважаю… но за каждым тостом у него обычно скрывается вопрос.
— Или предложение, — вставил я.
— А может, и проверка, — усмехнулся Иванихин.
Щеглов промолчал. Но я видел — он уже начал собирать в голове все возможные варианты завтрашнего разговора. Как и мы все.
Снаружи вечер в Гаване был по-карибски душный, внутри — горячий по-своему.
Проснулись мы с Инной поздно — такой роскоши давно себе не позволяли. После фуршета и позднего звонка генерала, где он кратко сообщил о том что есть кое-какие новости и просил «особо не спешить», оставалось одно — привести себя в порядок и быть готовым к вечеру.
Инна потягивалась на кровати, щурясь в сторону окна. Солнечные лучи пробивались сквозь портьеру, рисуя на простыне полосатую зебру.