– Моя вина, – повторила Анна уже по-русски. – Мне нравится ваша компания. А вам моя?
– Очень, – пылко ответил Кирилл и словно ненароком положил свою ладонь на ее колено. – Я счастлив, что встретил вас.
– У-у, как мало вам надо для счастья! – изобразив разочарованный вид, сказала Анна. – И уберите, пожалуйста, свою руку подальше от моей ноги. А то стюардесса может подумать о нас что-то не очень пристойное.
– Неужели вас это волнует? – недовольным тоном спросил Кирилл, убирая руку.
– Может быть, вас это удивит, но я чрезвычайно дорожу своей репутацией, – сказала Анна без тени иронии.
Они поболтали еще немного о разных пустяках, а затем объявили посадку.
– Меня встречают, и я не смогу вас проводить, – сказал, словно оправдываясь, Кирилл. – Но помните, я буду ждать вашего звонка!
– Постараюсь не забыть, – ответила Анна, разочарованно прикусив нижнюю губку. Она надеялась, что уже этим вечером Кирилл пригласит ее куда-нибудь, быть может, даже в ресторан. Но настаивать не имело смысла, как и ждать, что ее новый знакомый изменит свое решение. Скорее всего, в аэропорту его ждали жена и дети. Анна с деланной веселостью помахала мужчине рукой и, не дожидаясь, пока он поднимется с кресла, своей самой грациозной походкой направилась к выходу из самолета, ощущая на своей спине оценивающий мужской взгляд. В узком проходе между креслами это было не так просто, но она старалась и с честью выдержала испытание.
Анна добралась на аэроэкспрессе до Белорусского вокзала, пересела на метро и долго ехала, чувствуя себя до ужаса беспомощной. Она не любила замкнутые пространства, даже в кабину лифта входила с внутренним содроганием. С облегчением вышла из вагона на нужной ей станции. Прогулка до гостиницы доставила ей удовольствие, даже чемодан, который она катила за собой, почти не мешал выглядеть в глазах встречных мужчин беспечной, привлекательной и юной.
Одноместный номер, в который Анна поселилась, был достаточно комфортен, чтобы она смогла прожить в нем несколько дней, не тоскуя о своей уютной квартирке в Санкт-Петербурге, из окон которой была видна Нева. Она скинула с себя всю одежду и встала под душ, чтобы смыть со своего тела дорожную грязь и избавиться от запаха мужа, если тот еще остался на ее коже и волосах. Обычно запах Андрея ей даже нравился, Анна любила его вдыхать, когда лежала с мужем в постели, перед тем, как заснуть, но не затем она бросила свой милый дом и прилетела в Москву, чтобы предаваться воспоминаниям о счастливой семейной жизни. В предстоящие ей несколько дней Анна желала забыть о прошлом и собиралась жить так, словно его никогда и не было.
– Имею на это право, – упрямо прикусив губу, чтобы ненароком не расплакаться, шептала Анна, не чувствуя, как по ее телу бегут обжигающие струи воды. Ее терзала другая боль, душевная, заглушавшая все внешние болезненные ощущения.
Выйдя из ванной комнаты, она взяла мобильный телефон и написала смс-сообщение мужу. «Долетела благополучно, очень устала, приняла душ, ложусь спать. Люблю, скучаю, целую». Подумав, что Андрею это будет приятно, дописала: «Привет маме». И отправила сообщение, вздохнув с таким облегчением, словно скинула с плеч тяжкую ношу.
Однажды они договорились о том, что во время путешествий Анны, как дипломатично Андрей называл ее бегство из дома, они будут не перезваниваться, а только обмениваться смс-сообщениями. Так им обоим было удобнее. И не только из-за возможной разницы во времени. В этом случае можно было не опасаться, что ее звонок раздастся некстати, и мама Андрея, оказавшись поблизости, вмешается в их разговор, перехватив у сына телефон и инициативу. Аделаида Марковна умела это делать с необычайной ловкостью. Это была властная женщина, с зычным голосом и несгибаемой волей, приобретенной ценой многолетних скитаний с мужем-военнослужащим по дальним гарнизонам, отстоящим от цивилизации и мегаполисов намного дальше, чем питекантроп от Альберта Эйнштейна. Из всех своих качеств, которые помогли ей выжить и преуспеть в жизни, Аделаида Марковна ничем не поделилась с сыном, родив мягкосердечного, почти безвольного мальчика, который больше всего на свете боялся обидеть кого-нибудь неосторожным словом или поступком.
Поэтому, подозревала Анна, ее муж, когда подрос, и профессию себе выбрал традиционно женскую – учителя русского языка и литературы в средней школе. Но эта работа его всем устраивала, даже несмотря на более чем скромную зарплату, потому что не предполагала конфликтов на профессиональной или любой иной почве. Трудно было поссориться с учениками или коллегами из-за правил грамматики или поэзии Пушкина, которые были неизменны и словно отлиты в бронзе на века. В свободное от работы время он любил читать философские книги и размышлять о чем-то неопределенном, что не поддавалось критическому анализу и не имело строгих форм, а находилось на уровне подсознательного, а то и бессознательного. Андрей мог часами смотреть из окна на то, как идет дождь, и ему не было скучно. А спроси его, о чем он при этом думает, он и сам затруднился бы ответить. Однажды он признался Анне, что мечтает о достижении мировой гармонии, упомянутой в библии. «Я хотел бы жить в те времена, когда лев возляжет рядом с ягненком, мудрость наполнит землю, и все люди будут любить друг друга как братья и сестры», – сказал Андрей, глядя на нее каким-то отстраненным и даже глуповатым взглядом. И после этого она перестала спрашивать мужа о его потаенных мыслях, опасаясь услышать что-нибудь еще более странное и пугающее. Она смирилась с мыслью, что вышла замуж за человека, говоря таким милым ему библейским языком, не от мира сего.