Вот так, граждане! На Израиль густо легла тень России, кровавая история которой, в большой степени, история самозванства - от Гришки Отрепьева до Ленина...
Все годы в Израиле царила Утопия... Таковы были мои академические представления о трагедии страны. Но сегодня мы узнали некоторые детали... Утопические "измы" в практической жизни стали ничем иным, как прикрытием грязного гешефта.: Бесчисленные Лаки на крови русского еврейства делают деньги, - вот и вся нынешняя израильская подноготная... Кончится это когда-нибудь? Мы считали советскую власть тоже вечной. Ан кончилась окаянная...
В зале оживились. Кто-то засмеялся облегченно. Аврамий подождал полной тишины, держась за трибуну обеими руками. Видно, и
стоять ему было нелегко. Затем продолжил: -Извините, еще одно. Обнаружилось у меня небольшое расхождение с уважаемым адвокатом. Подсудно ли здесь чиновное окаянство или нет ему погибели? "Не подсудно", посчитала она, нет в Израиле такого закона. Но как тогда понимать постоянные заверения властей, что они отвечают за судьбу каждого еврея и каждой еврейской общины в мире? Заверение эти даются все годы и всеми партиями. Это и есть то, что называется в английском судопроизводстве "сошиал контракт". Значит, с нами, гонимыми, был заключен, пусть в одностороннем порядке, контракт. Контракты и обязательства на Западе могут быть подписаны, а могут оставаться и джентельменским соглашением. Однако все равно правомочным.
Когда евреев России, которых клялись принять, продолжают гнать к метле и отчаянию, это односторонний разрыв контракта... Значит, неугомонный Евсей Трубашник был прав: нужна самозащита. Социальная, юридическая службы. Иначе разбойная власть сотрет нас в порошок. И объявит это, как только что на ВЕКе, всемирном еврейском конгрессе, очередным успехом абсорбции...
В наэлектризованной тишине, готовой разразиться аплодисментами и криками, прозвучал нервный, всполошенный голос:
-Я бы на вашем месте, профессор Шор, не возбуждал бы антипатриотические, антиизраильские страсти сомнительными предложениями, которые... - Что должно было последовать за словом "которые", никто не расслышал: от крика, вырвавшегося из сотен молодых глоток, качнулись под потолком светильники на длинных шнурах.
Аврамий уже сходил со сцены по ступенькам, когда его остановил горестный женский возглас:
- А почему, профессор, нам так не повезло? Многих в Израиле принимали, как людей, а мы, как кость в горле...
- Дорогие мои, вы же слышали от наших старожилов - не вы первые... Аврамий остановился на ступеньке. - Когда я встречался с бородачами из алии семидесятых, слышал своими ушами предсмертные слова писателя Дара. Он выступал на подобном общественном суде лет десять назад. Олим судили тогда государственного монстра в юбке по фамилии Виноград. - Аврамий оглянулся назад, на сцену. - Дов, вы захватили пленку? Включите, если это не трудно, хотя бы конец ее. Это важно для более глубокого понимания исторической ретроспективы...
- Дов не заставил себя просить вторично.
"Я обвиняю госпожу Виноград, - зазвучал стариковский форсированный голос - обвиняю в том, что вся ее деятельность компрометирует государство Израиль и наносит прямой ущерб этому государству и еврейскому народу...
Иногда говорят, что виновата не Виноград, а система абсорбции. Но почему прятать Шуламит Виноград за "систему", которую нельзя привлечь к ответственности? Прохвосты очень любят прятаться за такие ширмы, как "система". Я думаю, что когда-либо еврейский народ предъявит суровые обвинения, в частности, те, которые я предъявляю сейчас Шуламит Виноград, всем руководителям нашего государства. Всем! Поименно! Думаю, они понесут суровую ответственность, их осудят потомки. А, возможно, и современники..."
На этот раз поднялись на ноги все, хотя многие по молодости Давида Дара не знали. Аплодировали долго, укрепляясь в мысли о том, что беды Израиля начались вовсе не с их приездом... Знай мудрый Дар о такой чести после смерти, может быть, ему было бы легче в те страшные для него, последние годы.
Еще не затихла овация, к сцене подскочил старик Капуста.
-Видеть не могу, как многие олим стараются слиться со стенкой, чтоб их не видели-не слышали! Шипят: "Не высовывайтесь! Вам отомстят!" - И красные узловатые руки старика затряслись.
Зал взорвался от крика. К трибуне рванулось человек десять. Начиналось то, чего Дов опасался - самовоспламенение ненависти. Взглянул на Эли: готов?
Эли знал в лицо едва ль не пол-зала. Иных встречал еще в гостинице "Sunton". Да, есть народ думающий, но еще больше быдла, которое будет молча жевать свою краюху и в суде, и над гробом...
Вряд ли бы он так беспокойно присматривался со своего председательского места за столиком к возбужденным гневным лицам и нервничал, если бы не вчерашняя встреча в журналистском клубе Тель-Авива с влиятельным членом Кнессета от левой партии... Среди множества приятных похвал еженедельнику Эли, тот обронил: он, Элиезер, оказал бы его партии неоценимую услугу, если бы помог русским евреям оторваться от этой "перестроечной" России не только территориально, но и духовно. Не навязчиво, но последовательно, из номера в номер, важно было бы убедить подписчиков: не жить русскими делами! Не смотреть московского телевидения! Еврейский корабль отплыл от русского причала. Пора рубить канаты, не так ли?..
"Мыши и крысы! - мысленно воскликнул Эли, поглядывая в том клубе на величественно-медный профиль старика с крупными, словно вывернутыми ноздрями, из которых торчали во все стороны седые полоски. - Крысячий истеблишмент. Сорок лет жили в подвале, сторонясь промышленной революции, теперь хотят схорониться от политической... При том еще найти неотразимые оправдания своей крысячей политики. Разве тут обойдешься без профессиональных лжесвидетелей? Как воздух, нужны профессионалы с гибкой спиной. За любые деньги".
А потом, успокоившись, подумал, что старик прав в одном: людям пора перестать вариться в собственном соку. Конечно, страшно перестать, если не предлагается взамен ничего, кроме идеи бен-гурионовского "социализма". Со своими ворами и чиновничьим хамством. Обожглись россияне на идее великодержавия. На всю жизнь обожглись...
Тем же вечером осенила его и другая мысль: если бы эта "железная когорта" поддержала еженедельник, он, Эли, не чувствовал бы за своей спиной зияющей пустоты случайной удачи...
. В конце-концов, весь его многолетний литературный опыт, его "творческий подход", выделявший его среди бездарей партийной печати, был пронизан подспудным стремлением "попасть в точку". Свое мнение, если оно шло вразрез с пожеланиями всевластных сусловых, лапиных, - несть им числа сталинских сатрапов - он, ругаясь и "отплевываясь", оставлял в гардеробе, вместе со шляпой. Там это было основным условием выживания.