Выбрать главу

Несмотря на глубокое чувственное очарование, которое мы испытываем от чтения классической поэзии, она не заставляет волосы шевелиться и сердце сжиматься, разве что в тех случаях, когда ей не удается сохранить благопристойную сдержанность, а причина этого кроется в разном отношении классического поэта и истинного поэта к Белой богине. Это не означает, что я отождествляю истинного поэта с романтическим. Прилагательное «романтический» было удобной характеристикой, пока оно означало мистическое благоговение перед женщиной, некогда забытое и вновь принесенное в Западную Европу авторами стихотворных романов, однако впоследствии оказалось запятнано, так как его стали использовать без разбора. Типичный романтический поэт XIX в. был физически слаб, страдал неизлечимыми недугами, наркоманией или меланхолией, отличался чрезвычайной неуравновешенностью и может считаться истинным поэтом, лишь поскольку, как подобает фаталисту, признавал богиню повелительницей собственной судьбы. Классический же поэт, сколь бы талантлив и усерден он ни был, не пройдет этого испытания, ибо видит себя повелителем богини, – а если и ощущает над собою ее власть, то только как недостойную зависимость содержателя от кокетливой и корыстной любовницы. Иногда он и вправду берет на себя роль ее сводника и пытается на потребу публике расцветить свои строки, обильно уснастив их красотами, позаимствованными из истинных стихов. В классической арабской поэзии существует такой прием, как «воспламенение». Он заключается в том, что поэт создает красочную атмосферу, живописуя в прологе рощи, ручьи и трели соловья, чтобы внезапно, пока очарование не рассеялось, перейти к делу – например, к восхвалению мужества, благочестия и великодушия своего покровителя или к мудрым размышлениям о быстротечности и тщете человеческой жизни. В классической английской поэзии это искусственное «воспламенение» может длиться от первой до последней строки.

В последующих главах мы заново откроем ряд более или менее древних священных заклинаний, которые в сжатом виде воплощают несколько последовательных версий Темы. Готов побиться об заклад, что литературные критики, миссия которых – судить о литературе, как свойственно шуту-менестрелю, то есть в зависимости от того, насколько она способна развлечь публику, будут потешаться над моими измышлениями, которые по-английски принято именовать «гнездом кобылы»[20]. А еще бьюсь об заклад, что ученые воздержатся от любых комментариев по поводу моего труда. Но, с другой стороны, что такое ученый? Человек, которому запрещено мыслить самостоятельно под угрозой изгнания из академического учреждения, членом которого он состоит.

Кстати, а что же такое «гнездо кобылы»? Ответ, хотя и несколько туманный, дает Шекспир, впрочем заменяя Одина, изначального героя баллады, святым Витольдом:

Swithold footed thrice the wold.He met the Night-Mare and her nine-fold,Bid her alight and her troth plight,And aroynt thee, witch, aroynt thee![21]

Более полное описание подвига Одина содержится в «Заклинании против ночной кобылы», сочиненном в Северной Англии, по-видимому, в XIV в.:

Tha mon o’micht, he rade o’nichtWi’ neider swerd ne ferd ne licht.He socht tha Mare, he fond tha Mare,He bond tha Mare wi’ her ain hare,Ond gared her swar by midder-michtShe wolde nae mair rid o’nichtWhar aince he rade, thot mon o’micht[22].

Ночная кобыла – одна из жестоких ипостасей Белой богини. Ее гнезда, иногда являющиеся нам в кошмарах, таятся в расщелинах утесов и на ветвях гигантских дуплистых тисов, они свиты из тщательно подобранных веточек, выложены белым конским волосом и перьями птиц, которым молва приписывает пророческий дар, в них копится сор – челюсти и внутренности поэтов. Пророк Иов сказал о ней: «[Она] живет на скале и ночует на зубце утесов и на местах неприступных… Птенцы [ее] пьют кровь»[23].

Глава вторая

Битва деревьев

По-видимому, валлийские менестрели, подобно ирландским поэтам, декламировали свои повествования о героях, рыцарях и приключениях прозой, изредка переходя к стиху под аккомпанемент арфы ради пущего мелодраматического эффекта. Некоторые из этих повествований дошли до нас в неприкосновенном виде, в том числе и со стихотворными дополнениями. В других стихи не сохранились, а иногда от них остались только стихи, как это случилось с произведениями Лливарха Хена (Лливарха Старого)[24]. Самое знаменитое собрание валлийских повестей – это цикл «Мабиногион», обыкновенно считающийся «книгой для юношества», то есть книгой, которую обязан был знать любой ученик менестреля. Сборник «Мабиногион» включен в состав «Красной книги из Хергеста» XIII в. Почти все стихотворные дополнения в нем утрачены. Повести собрания «Мабиногион» входят в стандартный репертуар менестреля, а язык и сюжетные ходы некоторых из них явно были модернизированы в соответствии с новыми вкусами в литературе и морали.

вернуться

20

 В оригинале «mare’s nest». Ср. также англ. «nightmare» – кошмар, страшный сон, ужас, дословно – «ночная кобыла». – Примеч. перев.

вернуться

21

Три раза Витольд им грозился святой.И топал на ведьм и кикимор пятой,И сбросил их с метел,И их отохотилПроказить, прикрывшись ночной темнотой.Сгинь, ведьма! Сгинь, рассыпься!

В оригинале святой Витольд изгоняет «ночную кобылу» и «девять ее отродий». – Примеч. перев. Цит. по: Шекспир В. Король Лир / Перев. Б. Пастернака // Шекспир В. Собр. избр. произв. СПб.: Изд-во КЭМ, 1993. С. 154.

вернуться

22

Скакал по пустоши ночнойМогучий муж, стремясь на бойС чертовкой Марой, ведьмой злой.Он ведьму Мару отыскал,Ее смирил, связал, заклялСмущать покой, чинить разбойВо тьме кобылой вороной. – Примеч. перев.
вернуться

23

 Отсылка к Книге Иова (39: 28–30). В действительности речь идет об «орлице» (в английской традиции) и об «орле» (в русской). Цит. Грейвсом фрагмент представляет собой ответ «Господа Иову из бури». – Примеч. перев.

вернуться

24

 Лливарх Хен (Лливарх Старый, валл. Llywarch Hen, VI в. н. э.) – полулегендарный средневековый валлийский бард, правитель королевства Регед. – Примеч. перев.