И еще слышались шаги.
Покосившись влево, он увидел стоящего над собой Луиса. Ствол «ЗИГа» смотрел Малышу Тому в грудь. В пересохшем рту оставалась смешанная с опилками слюна, и Том сглотнул. Бедренная артерия была разорвана; он попытался зажать рану ладонью, но кровь продолжала неудержимо струиться сквозь пальцы.
— Кто ты? — выдавил Малыш Том.
Снаружи грянули два выстрела, это оборвалась в глинистой рытвине жизнь Клайда Бенсона.
— Еще раз, последний: ты помнишь человека по имени Эррол Рич?
Малыш Том повел головой из стороны в сторону.
— Твою мать, да откуда же…
— Тогда напомню: ты его сжег.
«ЗИГ» смотрел теперь бармену в переносицу. Малыш Том прикрыл рукой лицо.
— А-а, помню, — сказал он сквозь растопыренную пятерню. — Да-да, боже, я же там был. Сволочи, что они с ним сделали…
— Это сделал ты.
Малыш Том замотал по полу головой:
— Нет-нет, ты че! Я там был, но его и пальцем не тронул!
— Не лги мне. Просто сознайся. Говорят, признание идет душе на пользу.
Наклонив ствол, Луис сделал выстрел. Там, где у Тома кончалась правая ступня, брызнули ошметки дубленой кожи и кровь. Он взвизгнул, когда ствол переместился с правой ступни на левую. Слова заклокотали кипящей смолой в бочке:
— Перестань, прошу тебя, не надо. Боже, больно-то как. Ты прав, мы это сделали. И я обо всем сожалею. Мы ж все молодые были, невесть что вытворяли. Я знаю, знаю, нехорошо вышло, ужасно. — Глаза Тома молили о пощаде. Он истекал потом; чего доброго, расплавится. — Думаешь, проходит день, чтобы я о том не вспомнил, не покаялся в содеянном?
— Нет, — ответил Луис. — Не думаю.
— Не делай этого, — запричитал Малыш Том, протягивая умоляюще руку, — прошу тебя. Я найду способ искупить вину. Ну пожалуйста.
— У меня есть такой способ, — сказал на это Луис.
И Малыш Том Рудж перестал жить.
В машине Ангел с Луисом разобрали пистолеты, каждую деталь протерев чистой тряпицей. Части оружия они дорогой рассеяли по полям и ручьям. Они ехали не разговаривая, пока не отдалились от бара на много миль.
— Ну, как ощущение? — прервал наконец молчание Луис.
— Да ничего, — отозвался Ангел. — Вот только спина болит.
— Как тебе Бенсон?
— Нехороший человек. Заслуживал смерти.
— Они все заслуживали.
Видно было, что Ангел думает о чем-то другом, постороннем.
— Ты пойми правильно, — сказал он. — То, что мы с тобой там устроили, меня не заботит. Просто от того, что я его убил, лучше мне не стало — если это то, что ты имеешь в виду. Когда я жал на спуск, перед глазами у меня был не он, не Клайд Бенсон, а Фолкнер.
Оба опять смолкли. Мимо плыли темные поля, тянулись вдоль горизонта силуэты скрюченных домишек.
Молчание на этот раз нарушил Ангел.
— Птахе надо было его тогда, при удобном случае, грохнуть.
— Может быть.
— Никаких «может быть». Надо было сжечь его, и все.
— Птаха не такой, как мы. Слишком много чувствует, думает. Переживает.
— Думать и чувствовать — не одно и то же, — сказал Ангел со вздохом. — А тот старый хер, получается, никуда не делся. И пока жив, всем нам угрожает. — Луис за рулем молча кивнул в темноте. — И меня вон как исполосовал. Так что я себе зарок дал: никто и никогда больше не будет меня резать. Ни-кто.
— Значит, надо ждать, — помолчав, сказал товарищу Луис.
— Чего ждать-то?
— Нужного момента. Верного шанса.
— А если их не будет?
— Будут.
— Ой, не надо, — отмахнулся Ангел и чуть погодя повторил вопрос: — Нет, а если их не будет?
— Тогда мы сами позаботимся, чтобы они появились.
Вскоре они пересекли границу штата и оказались в Южной Каролине, чуть южнее Аллендейла. Никто их не остановил. Позади остались полубесчувственный Вирджил Гроссард, а также безжизненные Том Рудж, Клайд Бенсон и Уиллард Хоуг — та самая троица, что неудачно подшутила над Эрролом Ричем, а затем его же выволокла из дома и предала позорной смерти на потеху толпе.
А вдалеке на Адас-Филде, у северного холма, полыхал черный дуб — бурея жухлыми листьями, обливаясь шипящим, слюной исходящим из коры соком, и сучья на фоне усеянного звездами ночного неба были подобны костям пылающей длани.