Прибежали товарищи, солдаты самокатного батальона, находившегося на Лубянской площади. Они пробрались в улицы Китай-города ночью. На рассвете юнкера с крыш домов открыли по ним пулеметный и ружейный огонь. Солдаты жались по стенам, отступали, оставляя убитых, волоча раненых. Многих раненых принесли в Моссовет.
— Товарищи, — говорили нам оставшиеся в живых самокатчики, — дайте нам командиров — мы ведь терпим из-за отсутствия командования.
Кого же, кого же пошлешь командовать!
Какой-то унтер-офицер, в Белом зале Моссовета, доставая перочинным ножом из банки консервы, слышал, как самокатчик говорил об их поражении в Китай-городе. Обтерев о шинель ножик, унтер-офицер сказал мне:
— Дайте мне приказ, я пойду командовать.
— Там батальон, — ответил я.
— И батальоном смогу, — возразил унтер-офицер, дожевывая кусок холодного мяса.
Приказ был немедленно отщелкан на машинке товарищем Самсоновым, и унтер-офицер в качестве командира батальона отправился на место боя.
Вечером того же дня мы с одним товарищем обошли все помещения Моссовета: двор, надворные постройки — везде солдаты, солдаты плотными толпами и кучами. Я вышел на Скобелевскую (ныне Советскую) площадь. Какой-то отряд солдат без командира отсчитывался, выстраиваясь.
— Первый, второй, первый, второй…
Потом солдат, стоявший впереди, крикнул:
— Налле-во! Правое плечо вперед, шаго-ом арш!
И отряд двинулся в Брюсовский переулок.
Я подошел к тому, кто командовал и шел в первом ряду. Это был рябоватый, почти безусый мужичок, обладавший звонким голосом.
— Куда это вы? — спросил я его.
— В Брюсовский, там, слышь, кадеты[18] наших жмут.
— Откуда вы знаете и кто вам приказал туда отправиться?
— Кабы не знали, то не шли бы: нам наши же ребята сказали. А приказывать кто же будет? Офицеры-то нашего полка, слышь, на той стороне, у кадетов.
Я записал фамилию солдата. Он фактически командовал всем брюсовским участком.
А на другой день рано утром перед моим столом стоял в золотых погонах, аккуратно одетый, молодой, с пробивающимися черненькими усиками прапорщик и говорил:
— Я прошу вас, дайте мне боевое назначение!
— Вы большевик?
— Да, по убеждению; формально я не в партии.
— Вы из какого полка?
— Я пришел сюда вместе со всем нашим полком из Подольска. Я единственный офицер, оставшийся с солдатами. Вот я и они в вашем распоряжении.
— Жалко, что вы раньше не пришли. Тут у самокатного батальона в Китай-городе неважное положение. Нам пришлось послать туда неизвестного нам унтер-офицера.
— Мне все равно: могу и туда.
— Теперь уже неудобно менять. Хотите к Никитским воротам? Там наши позиции в двух домах[19].
Там все время юнкера ведут сильный обстрел и сегодня ночью пробовали подойти и атаковать.
— Хорошо, пожалуйста, туда. Я еще возьму из своего полка кое-кого. Вот… — товарищ прапорщик приоткрыл дверь из штаба и подозвал солдата, который там стоял, — вот этот товарищ будет связью со штабом, — сказал прапорщик, — я буду его посылать сообщать вам о ходе дела.
— А ваша фамилия, товарищ? — спросил я прапорщика.
— Прапорщик Реутов, — ответил он.
Товарищ Самсонов опять отбарабанил на машинке приказ, и прапорщик Реутов, получив его, крепко пожал мне руку и, глядя бодро вперед, ушел молодой, хорошей военной походкой.
Едва он ушел, как опять вбежал тот же самокатчик и, почти крича, набросился на меня:
— Товарищ! Наш командир пропал.
— Как, куда?
— А черт его знает. Только юнкера теснят нас на Лубянке, еле-еле держимся. Пошлите кого-нибудь.
Эх, Реутов-то уже ушел!
Я — к полевому телефону. Звоню отряду красногвардейцев и солдат, которые действовали в Городском районе, спускаясь от Сухаревки к Лубянке с намерением выйти к Красной площади через Китай-город.
Говорю с Бобинским и прапорщиком Ершовым — они были во главе этого отряда.
— Где вы? — спрашиваю.
— Около Лубянки. Успешно продвигаемся…
— Соединяйтесь с самокатчиками и берите их под свое командование.
К самокатчикам отправился сам. У них действительно происходила жаркая перестрелка с юнкерами. Общего командования не было. Отдельными группами командовал кто хотел. Перебегая от кучки к кучке, я сообщал самокатчикам о необходимости отойти от Лубянки и слиться с отрядом Бобинского и Ершова.
Вечером этого же дня мы опять пошли в обход по Моссовету, чтобы побеседовать с солдатами, поделиться впечатлениями боев, информировать их о ходе сражений. Вдруг в одном из коридоров я заметил знакомое лицо унтер-офицера. Он сидел на полу и менял портянки.
18
Солдаты всех своих врагов — юнкеров, офицеров, добровольцев, студентов и прочих защитников старого порядка — называли «кадетами».
19
Дома, потом сожженные юнкерами. Один теперь уже восстановлен, а вместо другого — памятник Тимирязеву.