— Лаш? — произнес негромкий женский голос. — Я что, наконец-то заслужила у тебя ласкательное прозвище?
Только что в кресле передо мной никого не было, а мгновением спустя в нем — фьють — волшебным образом возникла женщина. Высокая, футов шесть, атлетического сложения. Обыкновенно она являлась мне в образе пышущей здоровьем молодой женщины, красивой, но не вызывающей внешности, одетой в короткую, выше колен античную тунику. На ногах ее красовались кожаные сандалии со шнуровкой до щиколоток. Цвет ее волос менялся, но в целом внешность оставалась более-менее неизменной.
— С учетом того, что ты падший ангел, в буквальном смысле слова старше времени и способный на мысли и действия, постичь которых до конца я не в состоянии, тогда как я всего лишь смертный со способностями чуть выше средних, мне это представляется, скорее, почти неприкрытой дерзостью, — я улыбнулся ей. — Лаш.
Она откинула голову и рассмеялась, на вид, искренне.
— Слышать это от тебя не так оскорбительно, как от любого другого смертного. И, в конце концов, я же не та, о которой ты говоришь. Я всего лишь ее тень, представитель, гость в твоем сознании.
— Гостей приглашают, — возразил я. — Ты больше похожа на торговца пылесосами, который уговорил пустить его в дом и не хочет уходить.
— Туше, хозяин мой, — признала она. — Хотя хочу надеяться, я оказалась полезнее и значительно вежливее, чем названный тобой персонаж.
— Даже так, — сказал я. — Это не отменяет того факта, что тебя никто не приглашал.
— Так избавься от меня. Возьми монету, и я воссоединюсь с остальной своей частью. Ты избавишься от меня, и все.
— Угу, — я презрительно фыркнул. — Именно. До тех пор, пока Большая Сестра не залезет в мою голову целиком, превратив меня в сумасшедшую игрушку, и я не сделаюсь монстром наподобие остальных динарианцев.
Ласкиэль — падший ангел, все существо которого в настоящий момент находилось в замурованном у меня в подвале древнем римском динарии, умиротворяющее подняла руку.
— Скажи, разве я не с уважением относилась к твоему жизненному пространству? Разве я не вела себя так, как ты просил: неподвижно, беззвучно? Скажи, хозяин мой, когда я в последний раз вмешивалась, когда говорила с тобой?
Я взял неверный аккорд, поморщился и начал этюд сначала.
— В Нью-Мехико. Только не говори, что об этом просил я.
— Разумеется, ты, — возразила она. — Выбор всегда за тобой.
Я мотнул головой.
— Я не знаю языка вурдалаков. И насколько мне известно, из людей его не знает никто.
— И в древнем Шумере никто из них не жил, — заметила Ласкиэль.
Я проигнорировал эту реплику.
— Мне нужно было допросить этого вурдалака, чтобы вернуть ребят. Времени ни на что другое не оставалось. Я обратился к тебе как к последнему средству.
— А сегодня? — поинтересовалась она. — Сегодня я последнее средство?
Следующие два аккорда вышли у меня резче и громче, чем полагалось бы.
— Это Томас.
Она сложила руки на коленях и уставилась на пламя ближней от нее свечи.
— Ах, да, — произнесла она еще тише. — Ты ведь очень за него переживаешь.
— Он и я — одной крови.
— Позволь мне сформулировать по-другому. Твоя забота о нем излишне иррациональна, — она склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня. — Почему?
— Он мой брат, — произнес я совсем тихо.
— Я понимаю твои слова, но смысла в них от этого не больше.
— Его и нет, — сказал я. — Для тебя нет.
Она нахмурилась, и ее обращенный на меня взгляд сделался чуть обеспокоенным.
— Ясно.
— Нет, — возразил я. — Ничего тебе не ясно. Не дано.
Лицо ее сделалось отстраненным, взгляд вернулся к свече.
— Не будь так уж уверен, хозяин мой. У меня тоже были братья и сестры. Когда-то давно.
Мгновение я молча смотрел на нее. Бог свидетель, это прозвучало чертовски искренне. Это не так, Гарри, сказал я себе. Она лжет. Она из кожи вон лезет, пытаясь понравиться тебе или по крайней мере втереться в доверие. И стоит ей этого добиться, как тебе прямая дорога на призывной пункт Адского Легиона.
Я в жесткой — очень жесткой — форме напомнил себе о том, что предлагал мне падший ангел: знание, силу, сотрудничество… не бесплатно, совсем не бесплатно. С моей стороны было бы верхом глупости продолжать и дальше полагаться на ее помощь — даже при том, что в прошлом это, несомненно, не раз спасало жизнь и мне, и многим другим. Я напомнил себе, что полагаться на нее слишком часто закончится для меня очень, очень и очень плохо.
Впрочем, вид она до сих пор имела опечаленный.