После армии Самсон вернулся к матери и спросил:
— Мама, я правильно помню, что ты хотела в Америку, или я опять все напутал?
Мама улыбнулась, кивнула и потрепала его ладонью по щеке. А сын сказал, что нашел невесту и намерен жениться. Невеста, между прочим, гражданка США. В общем, через пять лет мама тоже приехала в Штаты. Самсон к тому времени уже развелся. Но, несмотря ни на что, маленького внука от гражданки США и бывшей жены своего сына бабушка любила трепетно. С бывшей невесткой, кстати, тоже поддерживала хорошие отношения.
В Америке Сема прошвырнулся по друзьям и знакомым. Показал свое радушие и крупное телосложение. И опять почти вне конкурса был принят вышибалой в один из местных клубов. Вел себя всегда спокойно, но бил тяжело. Оттого его уважали и быстро продвинули по карьерной лестнице до управляющего в одном из клубов Майами.
Все это Самсон вспоминал, когда бродил по сцене и, не веря самому себе, произносил слова, услышанные много лет назад по телевизору от далай-ламы, когда лежал в придорожном отеле и слушал шум падающей воды из душа, где мылась проститутка, подобранная за пятьдесят долларов на трассе в городке Киссимми, что находился в районе Диснейленда.
«Боже, как все было хорошо раньше», — думал Семен, стараясь держать микрофон ближе ко рту. В последнее время его голос ослабел. Наверное, возраст подкрался к точке невозврата.
— И нет теперь людей свободнее, чем мы. Ближе к сути, чем мы. Ближе, чем мы, к обнаженной реальности бытия. Потому что мы и есть — сама жизнь. Жизнь, которую мы проносим сквозь бесконечность. Творим ее. Созидаем. Разрушая все, что мешает ей. Что служит ей препятствием.
Дальше по плану обычно шли откровения от братьев и сестер. Потом восхваления поступков и принятие безгреховности. Затем поездка обратно в снятое общежитие. В нем, в зале для конференций, проводилась общая динамическая медитация с целью познания откровений духа и тела. Откровения поддерживались наготой прихожан и ознакомлением их не только с духом, но и материальными формами друг друга. А потом Самуил уезжал. Потому что устал от дальнейшего привычного развития событий.
Он приезжал в свой номер отеля, откуда мог через интернет поговорить часа два с любимой женой Настей, которая была моложе его на четверть века, и дочкой Нежей пяти лет от роду. Самсон сам ей дал такое имя. Настоял, хотя жена и возражала. Выстоял в ответах на ее вопросы. Символично отстоял для дочери новую жизнь, полную святости и целомудрия, скрывающихся в имени. Эти качества он стал ценить с возрастом все больше, но никогда бы уже не смог побывать ни в том, ни в другом качестве, по «Закону первого шага». Самсон сам вывел такой закон, сам начертал каждую букву каждого слова своей кровью, своим по́том, а затем кровью и по́том других. Закон этот говорил, что, переступив границу от добра к злу хотя бы единожды и пусть даже на полдыхания, человек никогда уже не останется верен доброму, ибо познает его несовершенство.
В свое время Семен сделал парадоксальный вывод из своего же умозаключения. Он решил, что границы между плохим и хорошим нужно стереть, размыть, сделать переход плавным. Нет, не затянутым, просто красивым, в пастельных тонах. Никто не заметит трудности перехода, но все полюбуются красотой состояния. Не нужно отпускать людям грехи за деньги, после того как они их, эти грехи, совершили. Нужно освободить их от грехов заранее, тогда люди станут счастливыми и благодарными. Пожизненно. Особенно если заполучить на них компромат. Ведь уголовный кодекс, акт гражданского законодательства и общественное мнение имеют еще какое-то влияние в этом мире, несмотря на величие вселенского разума, которому что черное, что белое — всего лишь длина волны в электромагнитном поле.
Поднявшись на лифте на верхний этаж здания, где находилась единственная на всей площадке квартира, арендованная специально для мэтра, лучшая в этом богом забытом городе, Семен прошагал к широкой металлической двери, похожей на банковскую дверь в комнату депозитарных ячеек — толстую, мощную, бронированную. Достал ключ, но вставить его в замочную скважину не успел.
Кто-то уже стоял на лестничной площадке и ждал, когда Семен появится. Потом направил дуло пистолета крупного калибра и с глушителем аккуратно в затылок с длинными прилизанными седыми волосами. Выстрелил, и грузное тело проповедника упало на пол, освободившись от половины черепной коробки и содержимого головы, которое разлетелось брызгами по стенам и местами повисло на потолке розовыми кусочками, похожими на попкорн в варенье из малины.