Очередной энергичный мах головой:
– Следов побоев, издевательств мы не обнаружили. Есть синяки и ссадины, но они, рискну предположить, получены уже в парке, когда она пыталась в панике хоть куда-то забиться. Похоже, девочка просто никогда не видела людей и не слышала их голосов. Я не утверждал бы так категорично, если бы не прежде доставленный мальчуган. Он в целом ведет себя по той же схеме, но чуточку отважнее. Думаю, не будет так уж неуместно провести аналогию с кошачьим выводком, который мама-кошка воспитала глубоко в подвале, а потом их обнаружили люди и вынесли на свет божий. Те котята, что посмелее, приглядываются и принюхиваются к людям. Да, шарахаются, напряжены, но в целом настроены на изучение этих странных существ и готовы довериться им. Именно так ведет себя мальчик. Но есть котята, которые только плачут и паникуют, никакие новые покровители им не нужны. Хотя через некоторое время ласка и вкусняшки все равно сделают свое дело…
– Но как такое возможно?! – Эдуард окончательно забыл, что он тень, выдвинулся на первый план, не заметив, как задел плечом Антона, – тот улетел вперед и рухнул грудью на стол. – Ведь их не звери воспитывали, верно?
– Определенно нет, – подтвердил главврач. – Детей стригли, мыли, научили самостоятельно питаться, и не по-звериному, а ложкой из тарелки, сидя на стуле.
– И кто это делал, бесплотные духи, что ли? Если вы говорите, что людей они не видели?
– Не горячитесь так, молодой человек, – вздохнул главврач. – Мы все очень переживаем за найденышей, но эмоциями тут не поможешь. Вам приходилось слышать такое имя – Каспар Хаузер?
– Нет, – поморщился Эдик.
– Да, – сказал, потирая грудь и свирепо косясь в его сторону, Антон.
– Ну вкратце для тех, кто не слышал, – добродушно оскалился главврач. – В девятнадцатом веке в одном немецком городке был обнаружен подросток, которого сначала приняли за умственно отсталого. Он странно двигался, произносил на автомате несколько фраз и явно не понимал, куда попал и что с ним происходит. И гнить бы ему, как бродяге, в тюрьме, но, по счастью, мальчиком заинтересовались влиятельные люди. Наняли ему учителей, и скоро подросток начал говорить и вспоминать. Оказалось, всю свою жизнь он провел в каком-то подвале, где даже не мог встать в полный рост, и никогда не видел своего тюремщика. Он съедал хлеб, выпивал воду и крепко засыпал, за это время кто-то приносил новую пайку, иногда стриг и мыл ребенка. Вот я и думаю: не повторилась ли история с Каспаром Хаузером снова, только в российском городке и сразу с несколькими детьми?
– Вы думаете, детей могли держать на снотворном? – спросил Кинебомба.
– Это едва ли. Постоянное использование препаратов на них отразилось бы. Однако кто-то мог заходить к детям, например, в балахоне и маске. Приводил их в порядок, учил ходить и пользоваться горшком, тарелкой и ложкой. Никогда не произносил ни слова, поэтому дети не издают ни звука, так сказать, человеческого. Возможно, ставил им запись звуков природы, либо рядом с ними действительно жили звери.
– Но зачем? – простонал Редкий, чувствуя, что его голова нехорошо потрескивает, словно вот-вот взорвется.
Лицо горело, а вот губы онемели, словно он зажимал между ними кусок льда. Ответа не последовало. Вопрос Антона был гораздо более по существу:
– Дети знакомы между собой? Они, может, родственники, брат и сестра?
Мужчина за столом одобрительно покивал:
– Экспертиза пока не готова. Но да, мы показали их друг другу. И все говорит о том, что ребятишки никогда прежде не встречались. Девочка своего приятеля по несчастью испугалась ровно в той же мере, как и всех остальных. А вот мальчик…
Главврач задумчиво покусал непомерно большими зубами пухлую нижнюю губу, Эдик на всякий случай отвел взгляд.
– Что? – хором выдохнули практикант и его мятежная тень.
– Он, сказал бы я, поскольку при этом присутствовал, проявил к ней определенный интерес. Например, принюхивался с особой тщательностью и даже пытался подойти, но я пока исключил близкие контакты – вдруг дети инфицированы? Малышку мы прежде вымыли и обработали, но если представить, что мальчик привык использовать обоняние наравне с животными, то он вполне мог уловить знакомые ему запахи их общего содержания. А вообще он принюхивается постоянно, к каждому вошедшему человеку, к вещам. Интенсивность особенно возрастает в те моменты, когда мальчик хочет есть.
– Ему приходилось искать еду по запаху?
– Теряемся в загадках. Все опять же говорит о том, что ребенка содержали в закрытом помещении, хорошо ему знакомом, и при свете. Ушибов, гематом, которые наверняка возникли бы, ползай он в поисках своей миски с кашей, мы не обнаружили. Однако если он все время сидел в одиночестве и с единственной игрушкой, то что ему было еще делать, как не принюхиваться в ожидании очередной пайки?