Таня и Света пустились догонять Любу, которая ушла вперёд.
ПИСЬМО ПРОФЕССОРА
На лужайку перед входом на юннатовский участок Сеня Корнеев пришёл по крайней мере за час до начала работы своего звена.
Все ребята любили эту лужайку. На ней росли высокие развесистые берёзы. Под тремя берёзами, дружно выстроившимися в ряд, стояла скамейка. Хорошо тут, в тени, посидеть.
Сеня пожалел, что не захватил какую-нибудь книжку. Уж больно торопился удрать из дому. Как дёрнут тебя покрепче за волосья, так поневоле забудешь взять, что надо.
И вечно мать дерётся ни за что ни про что. На свинарнике с кем-нибудь поругалась или просто настроение плохое, а сорвать злость непременно надо на нём, на Сеньке. По правде сказать, больше и не на ком: живут-то они вдвоём. Не прибрал он, видишь ли, в избе. А сама-то мамка много прибирает? Пол и то не всякий день подметёт…
Девчонки идут! Таня Фёдорова и Люба Мигунова из их звена. И с ними третья девчонка, незнакомая. Шляпа на ней соломенная с широкими полями, платье синее в белый горошек. Городская какая-то, что ли? Похоже, что на солнце ещё не бывала: лицо совсем белое. Волосы стриженые, русые. «Чего на меня из-под чёлки уставилась?..»
И Света подумала: «Что он меня разглядывает?»
Растянувшись в траве у скамейки и подперев руками взлохмаченную голову, мальчишка не спускал со Светы сонного взгляда.
— Саша ещё не пришёл? — Люба оглянулась по сторонам. — Сенька, не видел Сашу?.. Ну, что ты молчишь?
— Дык что ж говорить? — лениво отозвался Сеня. — Видно, из речки ещё не вылез. Утром я его в речке видел.
Таня засмеялась.
— Дык! Не зря тебя Дыдыком прозвали.
Люба нахмурила тёмные брови:
— Опять Сашка опоздает на дежурство!
На лужайке появилась высокая девочка лет пятнадцати — шестнадцати, в синем платочке, завязанном под подбородком.
— Здравствуйте, ребята! А у меня для вас сюрприз: письмо от Сергея Ивановича!
Таня заплясала от радости.
— От Сергея Ивановича? Это профессор Сергей Иванович, — объяснила она Свете. — Из сельхозинститута. Мы по его заданиям опыты делаем. Глашенька, а это Света! Она из Ленинграда приехала. С бабушкой. На дачу. Света, Глаша наша звеньевая! Она уже комсомолка. В восьмом классе учится. У них практика по птицеводству. А Глаша с нами практику проходит!
Глаша засмеялась:
— Все сразу выложила, тараторка. Одним духом. Не собралось ещё звено? Надо письмо прочесть.
— Я за Витей сбегаю, потороплю его. — Тёмной косой Люба махнула, как лошадка хвостом, и вот уже нет под берёзами ни Любиной косы, ни самой Любы.
А на лужайку примчался велосипед. На велосипеде — загорелый дочерна, кудрявый мальчишка. Глаша с Таней в сторону отскочили.
— Фу, Сашка! — вскрикнула Таня. — Чуть не наехал.
— Люба ещё не пришла? — соскакивая с велосипеда, спросил Саша. — Зануда несчастная! Надо же такую штуку устроить!
— Люба за Витей пошла, — сказала Таня. — Сергей Иванович письмо…
Но Саша её перебил:
— Попадись мне эта Любка! Нет, вы подумайте. На нашей двери рано утром оказалась бумаженция, кнопкой приколотая. На бумажонке печатными буквами разрисовано: «Только дураки опаздывают на работу. Не будь дураком!»
— Батюшки! — всплеснула руками Таня.
— Вот тебе и батюшки! Мой старший брат — тракторист — на работу опаздывал, проспал малость. Выскочил он из избы, прочёл, да с ходу на меня бросился. Хвать за ухо: «Это что за прописи там висят?» А я ничего не понимаю, ещё не видал этой дурьей бумажки!
Таня давилась от смеха. И Глаша засмеялась.
— Вам-то что! — хорохорился Саша. — А у меня ухо так и горит. Ладно, Ванька наш очень торопился, так маленько дёрнул, а то начисто бы ухо оторвал! На свой счёт ведь принял. А это — факт! — Любкины издёвки. Её рук дело.
— Ты своё ухо водичкой холодненькой помочи, — посоветовала с улыбкой Глаша. — Люба ведь о тебе заботится, Саша. Чтобы ты на работу не опаздывал. Не бывало с тобой разве?
— За опоздания мне, а не ей попадёт! — Саша сердито плюхнулся в траву рядом с Сенькой.
Запыхавшаяся Люба его не заметила. Прибежала и заговорила торопливо:
— Витя идёт. А Сашку я не нашла. Наверно, он на тот берег уплыл.
— Он уже утонул! — пробасил Саша, как из подземелья.
Люба вздрогнула, глянула, сделала равнодушное лицо и повернулась к нему спиной.