Параллельно шел процесс консолидации правых, контрреволюционных сил и в буржуазных кругах. По-видимому, к концу апреля «штатские» сторонники «твердого порядка» «конституциировались» в рамках официальной, легальной организации.
По инициативе одного из крупнейших промышленников и банкиров — А. И. Путилова возникла организация под «аполитичным» названием «Общество экономического возрождения России». В нее вошло немало промышленных и банковских воротил, но фактическое руководство некоторое время спустя стал осуществлять здесь Гучков, который в своих воспоминаниях признал, что общество ставило перед собой исключительно политическую цель. Официально оно стремилось собрать возможно более крупные средства на поддержку правых кандидатов в Учредительное собрание, а также на антисоциалистическую пропаганду в тылу и иа фронте. Но в конце концов члены общества, по словам Гучкова, пришли к мысли о том, что собранные средства следует «целиком передать в распоряжение генерала Корнилова для организации вооруженной борьбы против Советов рабочих депутатов». Гучков, однако не полностью обрисовал цель. Другой руководитель общества — А. И. Путилов в своих воспоминаниях уточнил, что членов общества беспокоила явная «слабость» Временного правительства: оно не могло даже выселить большевиков из дворца Кшесин-ской! Это укрепляло намерение идти по линии создания такой «сильной власти», которая могла бы наконец установить «порядок». Керенский же утверждал, что речь в «Обществе экономического возрождения Госсии» шла не только о борьбе с Советами, но и с Временным правительством.
Карты заговорщиков — родоначальников будущей корниловщины — явно спутал Апрельский кризис. Он был вызван известной «нотой Милюкова», обещавшей союзникам, что Госсия будет вести войну до победного конца вместе с ними. Пропагандистская завеса приоткрылась, на какой-то момент «революционная маска» правительства оказалась сорванной: из-под пес выглянул мрачный лик воинствующего империализма. Геакция солдатских масс гарнизона и рабочих столицы была быстрой. Начались многолюдные демонстрации под лозунгами «Долой войну!», «Долой захватную политику!», «Вся власть Советам!»,
Казалось, наступило время, когда военному министру Гучкову и командующему округом Корнилову представился подходящий случай для проверки всей своей предыдущей работы по «обузданию гарнизона». И Корнилов, по-видимому ободренный начавшимися «контрдемонстрациями» в поддержку правительства, рискнул: распорядился вызвать к Зимнему дворцу, на Дворцовую площадь, две артиллерийские батареи из «родного» ему Михайловского училища. Но приказ командующего округом не был выполнен! Солдаты и офицеры училища отказались подчиниться. Решено было направить в Петроградский Совет делегацию для выяснения всех обстоятельств появления этого явно провокационного приказа. Исполком Совета отменил корниловский приказ; более того, было заявлено, что без санкции Совета ни одна воинская часть не может быть вызвана на улицу.
Практически это означало, что командующий округом ставится гюд контроль Совета, что было выше понимания и сил Корнилова. Ближайший советчик Завойко услужливо напоминал, как он, Завойко, был прав, когда доказывал, что Петроград — «это яма», что тут теперь многого не сделаешь, что место Корнилова на фронте, где несравненно больше возможностей для организации борьбы с «революционной анархией». 23 апреля Корнилов подал в отставку с поста командующего Петроградским военным округом.
И все же петроградский период 1917 г. не оказался для него бесполезным. Здесь, в Петрограде, под руководством Гучкова он, сугубо военный человек, прошел первые ступени школы политики и, вероятно, почувствовал к ней вкус. Конечно, политический уровень его остался невысоким, но дальнейшие события покажут, что считать Корнилова полностью политически «неграмотным» было бы неверно. Так или иначе, не исключено, что мысль о «диктаторстве» пришла Корнилову в голову именно здесь, в Петрограде, весной 1917 г.
Через несколько дней после ухода Корнилова ушел и Гучков. Но перед уходом он предпринял попытку «закрепить» своего протеже поближе к революционной столице: попросил генерала Алексеева назначить Корнилова главнокомандующим Северным фронтом вместо уходившего генерала Н. В. Рузского. Если в первых числах марта, при назначении Корнилова «на Петроградский округ» Алексеев проявлял колебания (согласился иа его временное назначение), то теперь, в конце апреля, он был непреклонен. Гучкову было отвечено, что «назначение генерала Корнилова неприемлемо», поскольку у него нет опыта командования крупными соединениями, к тому же отсутствует авторитет среди войск Северного фронта. Алексеев даже грозил, что в случае назначения Корнилова подаст в отставку. Между Алексеевым и Корниловым пробежала еще одна черная кошка...
В первых числах апреля 1917 г. Корнилов отбыл па Юго-Западный фронт, получив 8-ю армию. За дело здесь он взялся круто. Сразу же поддержал записку служившего в разведотделе штаба армии капитана М, Неженце-ва, в которой тот излагал свои соображения о причинах «пассивности армии» и «мерах противодействия ей». Ознакомившись с содержанием записки, Корнилов приблизил Неженцева, подолгу беседовал с ним. Поблескивая стеклами пенсне, щурясь и «по-гвардейски» растягивая слова, этот франтоватый офицер увлеченно развивал свои планы «спасения армии». Нужны, конечно, решительные меры, исходящие от верховной власти, но, не дожидаясь их, необходимо самим проявить инициативу.
В середине мая Неженцев начал формирование «1-го ударного отряда» и, названного «корниловским», с тем чтобы тот своим примером мог оказать влияние на остальные части армии. В августе, уже став Верховным главнокомандующим, Корнилов особым приказом переформировал «корниловский ударный отряд» в «корниловский ударный полк». В стальных касках, с черно-красными погонами, с эмблемой, изображавшей череп <«адамову голову») 12 над скрещенными костями и мечами ^она укреплялась на фуражке и рукаве), «корниловцы» одним своим видом должны были наводить страх на тех, кто подвергся влиянию «анархии» и «разложения». Фактически им отводилась роль преторианцев командующего армией.
Такую же роль при Корнилове играл конный Текинский полк, сформированный главным образом из туркмен. О них в шутку говорили, что на вопрос, какой реяшм они поддерживают — старый или новый, следовал ответ: «Нам все равно, мы просто режем». Корнилов хорошо говорил по-туркмепски и по-персидски, что способствовало росту его популярности среди «всадников»-му-сульман, выходцев из среднеазиатских и северокавказских регионов России. Слово «бояра» (Корнилова) было для них законом. Текинцы превратились в его личный конвой. В белых папахах и малиновых халатах, с кинжалами у поясов, они производили внушительное, грозное впечатление.
Корниловщина без Корнилова
Последствия Апрельского кризиса — уход Корнилова с поста командующего Петроградским военным округом и в еще большей степени уход Гучкова и Милюкова из правительства — были ощутимым ударом для правых сил. Правда, политическая карьера Гучкова и Милюкова на этом не кончилась. Пусть не на министерских постах, но они еще долго будут играть важную роль в контрреволюционной борьбе, и мы с ними еще не раз встретимся... Гучков умрет от рака в 1936 г. в эмиграции. Милюков доживет во Франции до второй мировой войны. Будучи глубоким стариком, в 1943 г. призовет к поддержке Советского правительства и Красной Армии... Но вернемся к Корнилову.
Его место в мае 1917 г. занял мало кому известный, фанфаронистый, но блеклый генерал Половцев; однако несравненно худшим для правых сил было то, что Временное правительство теперь пополнилось министрами-социалистами. В глазах реакционных элементов это значительно сдвинуло его «влево», превращало в орган, «подыгрывающий» революции, революционным настроениям масс. Все это вызывало у них глубокое разочарование, но отнюдь не отказ от своих намерений и планов.
Как раз наоборот, апрельские события рассеяли те иллюзии, которые возникли поначалу, иллюзии, во многом вызванные уверениями думских лидеров, что с устранением темных «распутинских» сил и их приходом к власти угроза «революционной анархии» будет остановлена. Теперь становилось яснее, что ставка на Временное правительство как барьер, способный остановить революцию, по-видимому, несостоятельна. Правительство, казалось, еще в большей степени «опутывалось» Советами и другими, но контрреволюционной терминологии, «самочинными», «безответственными» организациями, все больше подпадало под их влияние, открывая дальнейший простор «смуте» и «анархии». Реакция не желала мириться с тем, что Временное правительство вынуждено было маневрировать, искать обходные, «демократичен ские» пути, прибегать к полумерам, компромиссам для «разрядки» революционной ситуации, для постепенного «обволакивания» и «приручения» Советов, а в конечном счете полного их низведения.