Михаил Юрьевич Харитонов
Белой птицей пролетит моё детство
Мимо неба, мимо дерева, булочной, детской площадки, какого-то склада – мимо, мимо, быстро, быстро. И ещё быстрее, пока Женька не ушла совсем.
На Виноградную. Вдоль дороги – живая изгородь из шиповника, за ней двухэтажные домики, утопающие в жимолости. Краем глаза Денис ловит дед-борину хатку, на крыльце стоит бидон с молоком. В кустах мелькает белая майка, пускает фонтанчик опрыскиватель: дед Боря борется с жучком. Нет Женьки.
Мимо, мимо, быстро, быстро – на Коммунарскую. Поворот, забор, смородиновый куст, водокачка. Женьки нет.
Мимо, быстро, в Солнечный переулок. Густая тень от лип, красный кирпичный дом с вычурным жестяным петухом на хлысте антенны. Белобрысый паренёк стоит спиной к улице и стукает гуттаперчевым мячом о забор. Женьки не видно.
– Женька-а-а! – отчаянно закричал Денис.
– …а? – разочарованно переспросило коротенькое эхо.
Денис упёр руки в бока и надулся, чтобы вышло громче:
– Жень! Ка! – а! – а! Же-е-е-е-е-е-нь!
Мальчишеский крик, как новенький самокат, пронёсся по улице, подпрыгивая на выбоинах, и свалился без сил где-то у поворота на улицу Марата Казея.
Из-за спины раздалось насмешливое:
– Не ори. У меня от твоего крика голова порвётся.
– Голова чего? – глупо повторил Денис, поворачиваясь.
Женька стояла сзади и улыбалась. Ехидно, но всё-таки улыбалась.
– Женьк, – Денис опустил голову, – ты это… Я того… В общем… Давай помиримся, – выдохнул он и замер.
– Только без лизательств, – предупредила девочка, для уверенности отступая на полшага. – Ты как мириться, сразу губищами лезешь. Сколько тебе говорить: у меня на сюсявость ал-лер-ги-я. Желудочная.
– Какая желудочная? – Денис понимал, что должен ввернуть что-нибудь остроумное, но не получалось. В присутствии Женьки он безнадёжно дурел.
– А вот такая, что из меня когда-нибудь желудок выпадет. Ты обниматься полезешь, он и выпадет. А мне ещё на Комсомольскую ехать, – добавила она озабоченно.
Денис не выдержал и прыснул: почему-то идея ехать на Комсомольскую без желудка показалась ему уморительно смешной. Женька попыталась сделать строгое лицо, но не получилось.
Потом они стояли, обнявшись, посреди улицы и по-конски ржали друг другу в волосы. Женькина рыжая чёлка щекотала шею, и от этого он чувствовал себя большим и счастливым.
– Ну хватит, – напустила на себя серьёзность девочка, когда они, наконец, перестали вжиматься друг в друга. – Мне, меж проч, правда на Комсомольскую надо. Я анализы не сдала. На яйцеглист, на сахар в крови и на это самое. Ну, на давление.
– Я тоже давление не мерил, – нашёлся Денис. – Давай вместе смахаем.
– Чего вместе? – не поняла Женька.
– Ну… смахнём. То есть смашем, – Женька по-девочоночьи хихикнула, Денис, как обычно, стушевался. – Махнём, в смысле, – выудил он, наконец, из памяти нужное словцо.
– Ага, щас. На велики сядем и махнём. Знаешь, сколько до Комсомольской? Штаны лопнут.
– Зачем на велике? В вагончике можно, – наивно сказал Денис.
– Не люблю вагончики, – Женька сделала губу мопсиком, – они тесные.
– Ну давай в разных поедем, – самоотверженно предложил Денис.
– Вот ещё придумал. Кто меня развлекать будет? – девочка тряхнула рыжей гривкой. – Ладно, чего с тебя взять. Давай, что-ли, смахнём. То есть смашем, – она опять хихикнула. – Блин, ну ты скажешь, тыщу лет не забуду.
– У меня с языком problems, – уныло признал очевидное Денис. – Все слова вроде знаю, а как их ставить правильно?
– Ставь как-нибудь так-нибудь, – посоветовала Женька. – чтобы красиво получалось.
– У тебя слух есть, – позавидовал Денис. – Потому что итальянская бабушка, наверное.
– Опять про бабашку, – поморщилась Женька. – Думаешь, итальянцы только арии поют? У них там, между прочим, капитализм. Настоящий. На всю жизнь.
– У них социальное государство, – сказал Денис. – Пенсии всякие, гарантии.
– Ну и глупо, – пожала плечами Женька. – Всё равно ведь капитализм получается, только с крашеной мордой. Лучше как у нас. Или туда, или сюда.
Денис тяжело вздохнул и отвёл глаза. С Женькой у него как раз получалось наоборот: ни туда, ни сюда.
Они шли по улице Марата, мимо выводка красных кирпичных домов старой постройки. Весной в них никто не жил, но ближе к лету пару домиков заселили: приехали старики-южане, привезли с собой крепкий виргинский табак и банджо, вечерами в саду жарили мясо на углях, на Первомай и День Единения пускали шутихи.
Зато сейчас на улице было тихо и пусто.
В конце улицы была остановка вагончиков. Блестящая струна стреляла солнечными зайчиками. Женька зажмурилась и закрывалась ладошкой.