Отношение к Белоруссии и президенту Лукашенко уже давно раскололо российское общество прежде всего по идеологическим мотивам. Этот раскол особенно четко проявился в реакции на российско-белорусский энергетический конфликт после резкого повышения цен на российские энергоносители с начала 2007 года. Левые и патриотические силы были почти целиком «за Лукашенко», либералы-западники – против. Антибелорусская, антилукашенковская компания, развернутая в России либеральными СМИ с конца 2006 года, не имела прецедентов в СНГ по агрессивности и злобности нападок. Никогда еще российские СМИ не позволяли себе ничего подобного даже в адрес руководства Туркмении и Узбекистана, претензии к которым по поводу их недемократичности гораздо более значительные. Очевидно, что дело здесь не в авторитаризме Лукашенко, а в более серьезных вещах – в классовых интересах и классовой неприязни, если использовать эти понятия, ныне тщательно избегаемые в официальной идеологии, но из жизни не исчезнувшие.
Противники Лукашенко в принципе не приемлют белорусскую социально-экономическую модель развития, которая оказалась абсолютно непохожей на российскую. Главное – крупная государственная собственность не была распределена между своими и иностранными «абрамовичами» и «потанинами». Все остальное – второстепенно, и обвинения Лукашенко в антидемократичности, в создании своей диктатуры – лишь дымовая завеса.
О белорусской модели нередко можно слышать заявления, что она представляет собой подобие советского экономического механизма, нечто вроде чудом сохранившегося «советского заповедника». Эти обвинения должны служить добавочным подтверждением консерватизма белорусской власти, её нежелания проводить «прогрессивные рыночные реформы». На самом деле белорусская социально-экономическая модель представляет собой уникальное, еще недостаточно изученное явление на постсоветском пространстве. Она существенно отличается как от прежней советской системы, так и от традиционной модели переходного периода, примененной с непринципиальными отличиями в почти трех десятках бывших социалистических стран.
Не ставя перед собой задачи сколько-нибудь детально проанализировать особенности белорусской социально-экономической модели – это должно быть предметом отдельного исследования, к тому же она ещё далека от завершения – укажем лишь на ее основные черты.
Большая часть предприятий, прежде всего крупных, находится в руках государства (на них производится примерно 70 % ВВП). В то же время хозяйственный механизм функционирует в значительной мере по рыночным правилам: сфера директивного планирования ограничена, госпредприятия, как правило, сами ищут своих партнеров и договариваются с ними об условиях отношений и ценах продукции, определяют номенклатуру производства, состав работающих по найму. Сохранилась широкая сеть социальных гарантий. Таким образом, даже государственные предприятия функционируют в преимущественно рыночной среде, подобно аналогичным экономическим субъектам в капиталистических странах (государственных предприятий в капиталистических странах хватает). Точнее – в частично рыночной среде, поскольку имеются определенные, нередко существенные, ограничения функционирования рыночного механизма.
Эффективность экономики зависит не столько от того, частные или государственные предприятия функционируют в экономике, сколько от «среды обитания» этих предприятий: действуют ли предприятия по рыночным законам или по законам жесткого директивного планового хозяйства. Эффективность предприятий в рыночной экономике обеспечивается конкуренцией, свободным в своей основе ценообразованием, гибкой и своевременной реакцией предприятия на требования рынка, возможностью выбора поставщиков и покупателей, а не формой собственности предприятия. Это то, что имеется в виду под понятием «рыночная среда». Возможно создание системы, при которой государственные предприятия функционируют преимущественно по рыночным правилам. В то же время эффективность частных предприятий снижается, если, например, плохо действует такой ключевой элемент рыночной системы, как конкуренция. В частности, в настоящее время подобная ситуация имеет место в России.
Марксистское положение о доминирующей роли отношений собственности при формировании всех социально-экономических систем было принято в СССР и большей частью руководством бывших социалистических стран, а также многими учёными и политиками немарксистских направлений, как абсолютная истина. Соответственно, задача уничтожения, или в крайнем случае серьёзного ограничения частной собственности воспринималась руководством социалистических стран как безусловный приоритет. В конечном счёте это привело к большим, в чём-то даже фатальным ошибкам в политике советского руководства, сыгравших важную роль в крахе всей системы. Здесь можно упомянуть ускоренную насильственную «варварскую» коллективизацию в деревне и недопущение даже самых мелких, не очень опасных для существования системы, форм частного хозяйствования в торговле и ремесле и т. п.
Полное огосударствление всей экономики в советскую эпоху и создание всё охватывающей очень жёсткой системы директивного централизованного планирования, в конечном счёте повлекших за собой отставание в конкуренции с рыночной экономикой, выросли на фундаменте абсолютного неприятия всех форм частной собственности в СССР, даже безобидных для существования системы и необходимых для решений многих её коренных проблем.
Более успешные результаты рыночных реформ в странах Центральной и Восточной Европы и Балтии в немалой степени объяснялись меньшим «коммунистическим фундаментализмом» руководства этих стран в социалистическую эпоху, что создало более благоприятные исходные условия для рыночных преобразований. В этих государствах везде имелись элементы рыночной экономики, иногда очень существенные, менталитет населения был другим, и их руководство в большинстве случаев допустило меньше ошибок в социально – экономической политике.