— Можно?
— Валяй, мне все равно.
Он осторожно просканил меня и донес:
— Был удар. Было желание сделать больно. Была еще… тошнота. — Влад поморщился, не умея подобрать верное слово для того, что он открыл в моей памяти. — И… Да, пожалуй, это можно назвать силовым импульсом. Только… бесцельным. Вроде как дверь пнуть или тарелку разгрохать. Вот… как-то так.
— У тебя это в первый раз? — Кузнецов ткнул мне в грудь головой куклы.
— Нет, бывало раньше, только… как бы сказать-то… в легкой форме. На концертах бывало частенько. Я думал, у всех магов случается. Как будто объелся. Не сунешь два пальца в глотку — не полегчает. Я же почти не показывал фокусов на сцене; все работали, выкладывались, а я нет. Вот, сбрасывал силу впустую.
— И это случалось под конец выступления?
— Да. Обычно.
— Черт, если бы я знал раньше… А я-то ломал голову, к чему третий силовой импульс…
— Сегодня ночью тоже было, — вспомнил я. — И тоже сильно.
— В присутствии Замалтдинова?
— Точно. На Жабьем Дворе.
Кузнецов закусил губу и прикрыл глаза:
— То есть ты совершенно не отдавал себе отчета?
— Нет.
— Замалтдинов потерял дар, — с нарастающим изумлением прошептал Влад. — Казанский танк сломался!
— Я-то думал, причина в том, что ему досталось битой по темечку, — пробормотал Кузнецов, — Ан нет, не в бите дело…
Он помолчал, глядя на меня. Так смотрят родители на нашкодившего ребенка, раздумывая: то ли дать ремня, то ли приголубить и простить?.. Потом покачал головой:
— Черт с ним. Легко пришло — легко ушло. Delete, delete, delete…
Кузнецов поднял руку, точно собираясь посмотреть время, но часов на привычном месте не было. Он чертыхнулся.
— Ладно, и так знаю, что времени нет. Самолет из Москвы уже вылетел. Нам надо покончить с этим прежде, чем он приземлится. Просыпайся, Пахом, к тебе посетители.
Кузнецов брезгливо посмотрел на окровавленную куклу. Я машинально вытащил из кармана носовой платок и сунул ему. Но Андрей только отмахнулся, отстегнул Отто одну руку и надел на нее перчаточного пупса. Отступил на пару шагов.
Рука Отто вздрогнула и зашевелилась отдельно от тела.
Я похолодел. Было полное ощущение, что я присутствую на сеансе некромантии. Эффект усиливали кровавые разводы на игрушечном теле Пахома. В какой-то момент я пожалел, что настоял на этом визите.
Пальцы Отто внутри куклы расправились, и Пахом потянулся, встряхнул головой, оживая, как бывало всякий раз, когда они выступали на публике.
— Позвольте… представить… Пахома… Правда… у него не все дома. Он не то, что мы… с вами, он всегда говорит стихами… — услышал я голос Отто. Он говорил, дыша со свистом, голосом лунатика: почти неразборчиво и без всякого выражения. Это был зачин выступления, и я знал, что он произнесет дальше. А дальше была реплика Пахома.
— О, как я рад здесь видеть вас, друзья! Вы ждали и дождались — вот он я! — неожиданно резво заверещал Пахом лилипутским фальцетом. Отто не дрогнул, только рука в перчатке заметалась вправо-влево, будто в нее вселилось что-то потустороннее. Голос шел откуда-то из-под опущенной головы, и он был живой, осмысленный, совершенно «пахомовский».
Сделалось душно.
— Здесь столько собралось людей хороших! Кому я нравлюсь — хлопайте в ладоши!
На этом месте всегда кто-нибудь хлопал. У Отто не было реплики, заготовленной на случай тишины.
Но на сей раз никто не поддержал болтливую куклу. Я оцепенело стоял в шаге от Отто, мечтая об одном: чтобы все это оказалось сном, который я забуду, едва открыв глаза.
Отто снова придушенно задышал:
— Аплодисменты… нынче… в дефиците. Пахом привык к другому… извините… И потому не снизойдет до слов… покуда… не услышит он… хлопков…
Пахом сложил тонкие ручки на груди и обиженно отвернулся, задрав нос.
— Что с ним? — спросил я.
— Я не специалист, Артем, но, похоже, у твоего друга расщепление… или раздвоение личности, — ответил он мрачно. — Возможно, мои ребята случайно сорвали у него в голове какую-то печать, а гораздо вероятнее, что ее там и не было, он просто давно психически болен. В общем, случилось то, что случилось: Пахом есть, Отто нет.
Отто по-прежнему молчал, Пахом глядел в сторону.
Первым нерешительно зааплодировал Влад. Следом подключился и Кузнецов. Я поддался воле стадного инстинкта и тоже несколько раз стукнул в ладоши.
Пахом радостно раскинул ручки:
— Спасибо, я признателен до слез! (Кукла по очереди отвесила каждому из нас шутовской поклон и отерла ручками нарисованные глаза). Что ж, можете задать мне свой вопрос.