Я поднялся, натянул джинсы и футболку. Спустился в холл. Выпил молочный коктейль. Зашел в ателье и переоделся в новый костюм. Пожилой портной в цветастом жилете и кипе с уважением посмотрел на мое левое запястье, где до сих пор жили старенькие, с облезшей позолотой часы «Восток». Я покинул ателье. Зашел в расположенный здесь же филиал Anker Bank'a, снял сто тысяч, прошел еще три метра и сделал ставку на сегодняшний бой. Хоан Пабло Эрнандес (кубинец 24 года, 82 кг, 191 см, 16 побед, 1 поражение, 9 побед нокаутом) бился с главным открытием профессионального бокса последних пяти лет, первым перуанским тяжеловесом мирового уровня Энрико Эрнаном Горинчей по прозвищу Сапа Инка (32 года, 85 кг, 186 см, 18 побед, ни одного поражения, 1 ничья, 16 побед нокаутом) за титул WBC Latino в первом тяжелом весе.
Город пестрел плакатами, с которых на меня взирали улыбчивый кубинец и его оппонент. Перуанец стоял вполоборота, и было видно, что на спине его бело-красного халата нарисован кондор. Он изменился, лицо стало более рельефным, нос стал площе и кривее, но глаза были такие же наглые. Я знал про него все, то есть гораздо больше, чем любой даже самый преданный фанат.
У ринга была толпа. До боя оставалось еще более получаса, народ особо не напирал, и мордовороты на входе с профессиональной издевательской медлительностью листали свои списки. Я протолкался к входу, показал золотой билет, ткнул пальцем в свою фамилию на листе. И оказался внутри.
Охрана у них была, если честно, так себе. Я думал, что подобные мероприятия блюдут куда тщательнее. Я тупо подкупил уборщика (правда, взял он — собака! — аж пятьсот долларов; Вегас, что поделаешь), и он, прикрыв мой пижонский костюм своим халатом, без особых проблем провел меня к нужной раздевалке.
В ней находились трое. Сапа Инка сидел на массажном столе, двое ассистентов заматывали ему кисти под перчатки. Первого ассистента я знал — вряд ли когда-то смогу забыть этого бандюгу с обезьяньими руками. Вторым был невысокий, немолодой, плотный латинос с прической «хвостик», в белых брюках и черной майке с изображением какого-то индейского идола и надписью Sapa Inka. Все трое были так увлечены, что не обратили на меня никакого внимания.
— Привет, Великий Инка.
Он вздрогнул, поднял глаза. Я почти почувствовал, как у него под прикрытой поседевшим ежиком волос черепушкой забегали импульсы. Н-да, некоторые вещи невозможно вернуть на свои места, даже старатель не поможет.
— Привет, Андрей. — Он расплылся в улыбке и, кажется, даже не особо удивился, — Классно я спрятался, а?
— Туки-туки. — Я тоже улыбнулся и постучал костяшками по косяку из какого-то породистого дерева. — Я тебя нашел.
— Остальных-то, поди, уже давно высчитал?
— И не думал. Во-первых, знал, что, если найду тебя, остальных уже можно и не искать, ты и так все расскажешь. Во-вторых, с остальными меня уже ничего не связывает, а тебе я должен сказать спасибо. За девчонок. Правда, спасибо.
— Не за что. — Он опять заулыбался, но на этот раз как-то невесело. — Я рад, что не прибил тебя тогда к чертям собачьим…
— И я, как ни странно, — подхватил его рукастый приятель, весело подмигнув мне, — В смысле рад, что не прибил. Кстати, привет, товарищ капитан. Или майор?
— Ни то ни другое. Уже нет. Я ушел… ну… скажем, в глубокую отставку с полным пансионом, дачей и санаторием.
— Это правильно. — Макс стал серьезен. — Нельзя в ваших структурах работать, ломаются люди. И в наших тоже нельзя. Так что предлагаю мировую. Держи краба.
— Вот спасибо, — ухмыльнулся я, пожимая ему руку. — Всю жизнь мечтал. Горинча (я постарался произнести новую фамилию Артема с максимальным сарказмом; и мне, кажется, удалось), есть еще «в-третьих». А в-третьих, у нас вот это. — Я достал из кармана обычный компакт-диск и протянул его Артему. — Вспомнишь?
Великий Инка, гордость перуанского бокса, не так давно известный как Артем Горинец, а в оперативных документах числившийся как Продюсер, уставился на кусок зеркальной пластмассы.
— Нет. Что это?
— Послание Дэна. Тебе. Он оставил его в подаренной машине. Я так понял, что ты его не прослушал…