Кукла лежала у меня на коленях и смотрела в потолок. Прежде мне казалось, что Пахом — всего лишь тряпка с головой из папье-маше; безмолвный и бесчувственный инструмент, который оживает на короткое время лишь благодаря Отто. Теперь вдруг мне почудилась в этих игрушечных глазах и нелепо распахнутом ротике какая-то тусклая, едва теплящаяся жизнь. У него была своя история, у этого Пахома. Тот, кто его делал, любил его. Отто говорил, что Пахом когда-то играл на театральной сцене. Кого?.. В чьих руках он оживал прежде?.. Кто создал его куклой с сердцем?..
Я открыла рот, чтобы произнести: «Ух ты, смотри-ка, Отто, что здесь такое…» И промолчала. Наверное, он знал о сердечке. А если не знал — пускай эта маленькая тайна останется мне, решила я. Он не «видел» сердечка — лишь мои пальцы, теребящие невидимую ему ткань, и может быть, цветные сполохи волнения, окружившие меня. Но этому Отто скорее всего не удивился. Мелькнула острая мысль — забрать бархатный секретик себе, ведь он не заметит!.. Но я спрятала сердечко обратно, сшила ткань крепкими нитками и занялась кукольной челюстью.
Сейчас я жалела, что не отважилась его похитить. Тогда у меня было бы хоть что-то, хоть малый кусочек жизни Отто…
Когда-нибудь я спрошу его об этом спрятанном сердце. Когда-нибудь…
Вскоре о моих танцах в перьях и изукрашенных стразами бикини знал весь дом. Город-то маленький, все друг друга знают, все друг другу кем-то приходятся. Слухи разбегаются, как тараканы от человека с тапкой, и на ходу обрастают фантастическими подробностями. В подъезде за моей спиной стали шептать «вон, пошла наша прости-господи». Меня это злило, я стала нарочно возвращаться домой на такси в гриме и париках.
Света, конечно, знала, чем я зарабатываю на жизнь, хотя и журила меня порой за неуважение к общественному мнению. Отец Михаил относился к нашей с ней дружбе спокойно, правда, однажды намекнул, что неплохо бы мне подыскать более достойную работу, у него как раз есть на примете местечко — наборщик в редакции газеты «Православное слово»…
Двадцатого сентября, вернувшись под утро с работы, я обнаружила у себя под дверью Сяо. Еще через два дня пришли Рыся и Зося. Теперь вместе с Дуськиными рыжими отпрысками на моих пятнадцати квадратных метрах размещалось девять кошек. Одного котенка обещала забрать Света — сынишки давно изводили ее и отца требованиями завести дома какого-нибудь зверька. Но все равно я стала подумывать, не подыскать ли мне жилье попросторней.
Не успела.
Двадцать пятого числа Света прибежала в полседьмого утра взволнованная и растерянная. Отец Михаил еще неделю назад уехал в Екатеринбург по делам епархии, а тут ей позвонил брат и сказал, что мама попала в больницу: камни в желчном пузыре, срочная операция.
— Мне нужно уехать, срочно, понимаешь? — Она едва не плакала. — Миша вернется сегодня вечером, в полдевятого… Можно я с тобой до вечера мальчишек оставлю? Пожалуйста. Ты извини, я знаю, что ты только с работы, но тетя Леля сегодня не может — она в больнице на дневном стационаре, а Авдотье Никитичне я уже не доверяю, у нее склероз жуткий (прости, Господи!), и Людмила с четвертого этажа тоже никак — у нее с мужем опять проблемы… Наташ, пожа-алуйста. Еды у меня на два дня наготовлено. Ты можешь даже с ними во двор не выходить. Почитай им что-нибудь, посмотрите мультики, с котятами пусть поиграют. И еще им днем обязательно поспать надо, а то в садике сильно ругаются за нарушение режима…
«Вот и пригодился диплом дошкольного педагога», — подумала я.
Поповичи — Глеб и Тимофей — ко мне давно привыкли, поэтому не утруждали себя соблюдением приличий. Буянили, отказывались от каши и к полудню каждый честно заработал три шлепка по попе. Это их усмирило, но ненадолго. Вскоре стало ясно: чтобы парнишки «дозрели» до сна, необходимо сводить их на прогулку.
Во дворе мы провели часа полтора. За это время Тимка был дважды снят с дерева, а Глебка чуть не провалился в открытый канализационный люк.
То и дело двор оглашался истошными криками — супруги Сазоновы, наши соседи с четвертого этажа, затеяли очередную ссору, а поскольку форточки в их квартире были как всегда открыты настежь, весь дом был в курсе их семейного кризиса. Впрочем, кризис для них был естественным состоянием — за то время, пока я обитала в десятой квартире, они расходились и сходились уже, наверное, по пятому разу. Однажды мне даже пришлось наблюдать, как в порыве ярости кто-то из Сазоновых выкинул из окна трехлитровую банку с вареньем. Счастье, что не оказалось под окном случайного прохожего…