Я тоже пережила в юности страшную трагедию. Мой любимый погиб, и я многие годы оплакивала его. Нет, я не осталась одна, вышла замуж за самого прекрасного человека на свете. По крайней мере, мне тогда так казалось. Родила сына и жила самой что ни на есть спокойной размеренной жизнью, пока не приключилась со мной эта чудовищная ситуация. Как бульдозером переехала всю мою жизнь, и нет у меня больше ничего. Только лишь одна моя, никому не нужная жизнь. И не нужна я никому на всём белом свете.
Мне было так плохо, что я тихонечко заплакала. Ночью всегда так, накатывает всё, не спрячешься. Вдруг я почувствовала на своём плече лёгкое прикосновение и резко обернулась.
- Костя! Как же ты меня напугал! - выразительно произнесла я громким шёпотом, боясь разбудить отдыхающих ребят.
- Ты плачешь, Таня, и это нехорошо. - Сказал Костя, присев рядом и ласково погладив меня по голове.
- Денёк выдался не из лёгких, - произнесла я.
- Опять одеваешься в броню, железный ты наш человечек, - глядя на меня нежно, но чуть с укоризной, проговорил Константин, - расскажи мне, что тебя мучает.
- Кость, ничего меня уже не мучает, - с едва заметным раздражением произнесла я.
Но от Кости не ускользнула такая мелочь, и он только крепче прижал меня к себе, успокаивая и убаюкивая, как ребёнка. А я и не сопротивлялась. Я так устала быть одна, закрывшись от всего мира, растеряв всех подруг, сторонясь новых знакомств. Я наказывала себя непонятно за что, ведь, по сути, была ни в чём не виновата. В объятиях Кости мне стало так легко и спокойно. Дурочка, зачем я его сторонилась всё это время, ведь Костя, самый надёжный человек, встретившийся мне за последнее время. И он испытывает ко мне искреннюю симпатию, я чувствую это.
- Таня, Танечка моя, всё будет хорошо. Ты мне поверь, пожалуйста, - нежно шептал Костя, - всё плохое прошло, его нет, а есть я, есть ты и мы могли бы попытаться быть счастливыми вместе. - Костя преданно заглянул мне в глаза, пытаясь найти там подтверждение всему тому, о чём говорил.
- Не прогоняй меня, Таня, прошу тебя.
Если бы Костя знал тогда, как здорово он ошибается на счёт того, что всё плохое уже позади. Всё плохое уже неслось на нас локомотивом, сбивая и подминая под себя всё на своём пути. Я прижалась покрепче к Косте, он, не переставая, гладил мои волосы, успокаивая меня. Так мы и просидели некоторое время, словно бы боясь спугнуть неосторожным движением или действием то большое зарождающееся внутри нас чувство. Только внезапный сбор мог сейчас нас оторвать друг от друга, хотя нет. Думая так, я глубоко ошибалась. Внезапно в тишине раздался оглушительный крик, пролетевший, наверное, через всё здание и эхом отскочивший от его стен. Мы с Костей вскочили, как ужаленные. На лежаках закопошились ребята, потревоженные и непонимающие, сбор это или нет. А кричала женщина, которую мы привезли с пожара. Честно говоря, я думала, она проспит до утра, после всех вколотых в неё лекарств, но не тут-то было! Она кричала, как сумасшедшая, соскочив с лежака и выставив руки перед собой. Она словно защищалась от кого-то, не виденного нами, но привидевшегося ей.
- Не трогай меня! Не подходи, гадина! Я живой не дамся! Ненавижу! Неееет!
Зоя Михайловна как-то резко обмякла и свалилась на пол. Мы все уже собрались вокруг неё и не могли никак понять, что с ней происходит. Андрей бегло осмотрел женщину и успокоил всех, сказав, что она жива, просто обморок приключился.
- Может лекарства какие подействовали? Ребят, кто-нибудь видел, что ей кололи? - насторожился Андрей.
- Я рядом была, - ответила я, - вроде всё, как обычно.
Я перечислила все препараты, сделанные добросовестными медиками скорой помощи. Андрей задумчиво почесал затылок и сказал:
- Ничего не понимаю. Ни одно из этих лекарств не вызывает галлюцинации.
- Но мы все стали свидетелями этих самых галлюцинаций, - напомнил нам Коля.
- Может на неё так смерть мужа подействовала, - выдвинула я свою версию.
- А разве так быстро бывает? - Удивился Костя, - Андрюха, поясни!
- Таня, скорее всего, имеет в виду реактивный психоз. Сначала истерический ступор, когда Зоя Михайловна как изваяние сидела, а теперь вот то ли синдром одичания на фоне аффекта страха от пожара и потери мужа, то ли реактивный бредовый психоз начался. В любом случае, это тяжёлое психическое расстройство, требующее срочной психиатрической помощи. Но я не полностью уверен, что это реактивный психоз и склонен думать, что произошла наслойка препаратов.
- Это что же, всё-таки эскулапы со скорой начудили, - ухмыльнулся Колян.
Он у нас был самый весёлый в бригаде. Без него было бы совсем тяжело. Он, обычно, всегда разряжал обстановку какими-нибудь шутками и весёлыми небылицами. Внешность у него тоже была под стать его юморному характеру. Весёлые рыжие веснушки освещали всё Колькино лицо задорными солнышками, густые солнечно-рыжие волосы наверняка были мечтой многих девушек, задорный нос и ярко-синие глаза добавляли Коле обаяния. А ещё он был огромным великаном, почти два метра ростом, имел атлетически накачанную фигуру и водителем числился по совместительству. Основной же его функцией было, как и у всех нас, спасать попавших в беду. Но сегодня Колян что-то сам на себя был не похож. Он вроде бы и старался шутить, но у него ничего не получалось. Остальные пока не заметили этого, но я чутко улавливала такие вещи и решила обязательно поговорить с парнем. Отвечать за внутреннее состояние своих напарников было тоже моей обязанностью, как психолога. Они не должны быть расстроены, напряжены на работе, ничто не должно отвлекать их от дела, иначе это может стоить кому-нибудь жизни.
- Андрей, что мы будем делать? - Тревожно спросила я.
- Нужно провести полное обследование, сделать томограмму головного мозга. Возможно, у женщины есть какое-то заболевание, о котором она не знала, а на фоне стресса, оно начало прогрессировать. У неё родственники есть, не знаешь?
- Вроде нет никого. По крайней мере, вчера она нам никого не назвала из тех, кто сможет приехать за ней и приютить её у себя, - печально ответила я. Ребята растерянно смотрели на меня, не зная, что теперь делать. Наш бригадир, Анатолий Иванович с утра ушёл на совещание, без него мы не могли принимать какие-либо решения. Хотя, почему не могли, очень даже могли.