В тот же день надзиратель городской больницы Солодовников уведомил Белкина о высочайшей воле и, препровождая Селиванова, предписал принять его в богадельню в первый сорт.
В богадельне Смольного монастыря Селиванов ходил по церкви с кружкою для сбора в пользу бедных. Через три с половиной месяца он, по прошению жившего в Александро-Невской лавре поляка, статского советника Еленского, был уволен, уже без высочайшего повеления.
Белые голуби, называя наказание кнутом Кондратья Селиванова «крестною смертью» и «распятием», а ссылку его в Сибирь «погребением», считают возвращение его в Петербург и получение им свободы «воскресением». Со времени этого «воскресения» на радениях белых голубей, как в Петербурге, в присутствии самого обоготворяемого Селиванова, так и по другим местам, скопцы стали петь пасхальную песнь православной церкви «Христос воскрес». Этими же словами начинает Селиванов и свое «Послание» к детушкам, которое писал он, бесспорно, в Петербурге. У скопцов есть следующая «воскресная песнь» о возвращении свободы их отцу-искупителю:
По выходе из богадельни Смольного монастыря отец-искупитель белых голубей поселился в доме купца Сидора Ненастьева, где собирался тогда петербургский хлыстовско-скопческий корабль, в то время уже многочисленный и поддерживаемый лицами, принадлежавшими к высшему, образованному обществу. Живал Селиванов и в других домах скопческих, у Красниковых, у Добрецова, Артамонова, Васильева и у купчихи Афросиньи Софоновны Поповой, дочери сосновского скопца Софона Авдеевича, теперь инока Савватия, бывшей, для виду, замужем за купцом Андреем Костровым, тоже скопцом. Эта Афросинья, очень красивая собой, хотя уже немолодая женщина, была в петербургском корабле пророчицей. Наконец купец Солодовников в 1816 году построил в Литейной части, близ Лиговки, «Новый Иерусалим», где водворился отец-искупитель и жил до 1820 года, то есть до ссылки его в Суздальский Спасо-Евфимьев монастырь.
Заключим эту главу сохранившимися известиями о скопческом Иоанне предтече, Александре Ивановиче Шилове, которого называли то графом Чернышевым, то князем Дашковым, заключенным будто бы в темницу по повелению императрицы Екатерины. В редкой рукописи «Рижские скопцы», экземпляр которой находится у нас, говорится о нем следующее:
Скопцы с какою-то таинственностью и благоговением рассказывают, будто бы император Павел Петрович, будучи еще великим князем, в 1776 году два раза один-на-один разговаривал с Шиловым в Динаминдской крепости. Овдовевший в этом году (15-го апреля) великий князь через восемь недель по кончине супруги своей Наталии Алексеевны (13-го июня) поехал в Берлин свататься к принцессе Софии-Доротее Вюртемберг-Штутгартской (императрица Мария Феодоровна) и воротился в Петербург 14-го августа. Находясь в Риге в конце июня, в первых числах августа 1776 года, он действительно обозревал казематы Динаминдской крепости и, конечно, видел Шилова и других скопцов, незадолго пред тем присланных из Сосновки и Моршанска. Вступив на престол, он отдал повеление президенту города Риги Егору Егоровичу Гене прислать Шилова в Петербург, а остальных скопцов разослать по монастырям. Шилова привезли в Петербург и в продолжение полутора месяца содержали у Обольянинова, в угловом доме, выходившем на набережную Невы из Мошкова переулка. В то же время взяли шестерых скопцов, живших в Петербурге, и в конце 1796 года всех их отправили в Шлиссельбург.[55]
54
Это относится до построения скопцами Солодовниковыми дома Кондратью Селиванову, который назывался «Новым Иерусалимом», о нем подробно будет рассказано далее.
55
Из числа этих скопцов, лично знавших Шилова, в сороковых годах были еще живы в Петербурге купец Агеев и бывший купец, а потом мещанин, Савельев. Последний был одарен большим умом и удивительною по его летам памятью. Он рассказал, между прочим, о смерти императора Ивана Антоновича, содержавшегося в том самом каземате, в котором впоследствии сидел Савельев, и слышал об обстоятельствах его смерти от сторожей. Савельев, Агеев и другие рассказывали, что в числе посаженных с ними в Шлиссельбургскую крепость был и московский купец Федор Евсеевич Колесников. Они говорили, что этот Колесников пользовался милостью императрицы Екатерины II, что она употребляла его по разным делам и прозвала в шутку «масоном», название, которое, из подражания государыне, и все давали в то время скопцам. Будучи послан Екатериною по каким-то делам в Сибирь, Колесников, возвратясь, нашел на престоле уже Павла Петровича, также знавшего его и осыпавшего милостями, когда был великим князем. Приняв бумаги от Колесникова и полный отчет по поручению, данному Екатериной, император Павел будто бы рассердился на него за то, что тот явился к нему в сибирской одежде, и как в то самое время отправляли Шилова и шестерых петербургских скопцов в Шлиссельбург, то он велел отправить с ними и его, но через два года возвратил, и тогда как сам, так и императрица Мария Федоровна снова осыпали будто бы Колесникова своими милостями.