— Скоро околеешь! — злобно прошептал Регул.
Обогнув угол конюшни, он подошел к той стене, где стояли кони. Став на колени, он стал рыть яму. Видимо, он имел в этом деле сноровку, так как лопатка мелькала в его руках. Вот уже яма имела в глубину не менее двух локтей. Регул отложил лопатку в сторону, лег на живот и просунул в подкоп руку. Пальцы нащупали сено. И в тот же момент он отчаянно завопил. Собачьи зубы впились в его руку. Он с трудом вырвал ее и что было силы побежал прочь.
Прошло немного времени после этого, и у ворот конюшни показался Неарх с мальчиком лет двенадцати, одетым по-деревенски — в грубом плаще, подпоясанном сыромятным ремешком, в широкополой войлочной шляпе.
— Вот наш дом, — сказал Неарх, показывая на конюшню. — Здесь и кони, и Никс. И мне здесь спать приходится.
Заслышав знакомый голос, Никс радостно завизжал.
— Скучно ему взаперти, — сказал Неарх, открывая замок. — Выпускать одного боюсь. Потеряется или покусает кого-нибудь. Потом отвечай за него… Когда коней веду на проминку, его с собой беру. Сидит в повозке — не шелохнется. Может быть, ты с ним погуляешь? Только в городе с поводка не спускай.
— Хорошо, Неарх, — ответил мальчик. — Никс меня знает. Я его еще от волка отбил. А собаки ведь помнят добро.
— Помнят, — подтвердил Неарх, открывая ворота. Ему сразу бросился в глаза кусок колбасы, — Колбаска?.. — протянул он, — Вот чудеса! Откуда она взялась? Я Никса колбасой не кормлю.
Никс залаял и побежал, все время оглядываясь, к стене, где был подкоп.
— Все ясно! — сказал Неарх, отбросив сено, — Следы крови, и дыра снаружи. Кому-то стали на дороге мои кони и мой пес.
Он вернулся к воротам и сказал ничего не понявшему и поэтому напуганному мальчику:
— Вот видишь: колбаса. Клянусь Геркулесом, она отравлена. И лошадям хотели яда подсыпать. Не вышло. Вот тебе и приобретай раба! Да они раба мигом подкупят или убьют. А с Никсом им так просто не справиться. Никс у чужого еды не возьмет. Есть ведь такие негодяи! Ты слышал, как ругаются: «Собака!» Да разве собака на подлость способна! Собака зла не сделает. Только ее не трогай.
Неарх наклонился, гадливо, двумя пальцами поднял колбасу и выкинул ее за ворота.
— Сразу бы я нашел этого двуногого волка, — сказал он, обернувшись к Скирпу, — да вот некогда. Сегодня работа.
Подойдя к стене, он снял с гвоздя длинную белую тунику. Скирп с любопытством взглянул на пришитые к Тунике ремни с медными пряжками. Неарх натянул тунику и попросил мальчика застегнуть сзади ремни.
— Потуже! Вот так!
Теперь Неарх был похож на сказочных героев, каких изображают художники на стенах и на мозаичном полу богатых домов. У него были широкие грудь и плечи, узкая талия, прямые и стройные ноги. Ему не хватало лишь шлема. И словно Неарх почувствовал это. Он снял со стены остроконечную кожаную шапку и надел ее на голову. Шапка закрывала лоб и щеки, оставляя открытым нос, рот и глаза.
— Какая смешная! — невольно вырвалось у Скирпа.
Неарх пожал плечами.
— Говорят, защищает при падении, — сказал он. — Только я думаю, что, коль пройдутся по тебе копыта и колеса, ничего не поможет.
Неарх затянул кушак, засунул за него кривой нож и обратился к мальчику:
— Займусь конями. Надо им спины протереть и бабки забинтовать. А потом на разминку вывести. Кони любят, чтобы я с ними перед выездом побыл. Ты же в цирк отправляйся. Дорогу тебе каждый покажет. Сегодня пол-Рима в цирке. И Никса: с собой возьми. Вот поводок.
— Меня с ним не пустят.
— Пустят. А в случае чего скажешь, что Никс — моя собака.
Они шли по мостовой. Здесь было просторнее, чем на тротуаре, и никто не мог их толкнуть или ударить. Скирп крепко сжимал поводок. Никс брел, высунув язык. Его разморила жара. Или, может быть, он утомлен такой массой людей и городским шумом.
Еще в своем Тавромении мальчик много слышал о Риме. Старики говорили: «Тот ничего не видел, кто не видел Рима». Но Вечный город прекраснее всех рассказов о нем, сказочнее, чем любая фантазия. В какую сторону Скирп ни обращал своего взора, повсюду были дома, словно соревнующиеся друг с другом в красоте, пышности и великолепии. Стены портиков и храмов блестели, как смазанные маслом. Площади заставлены бронзовыми и мраморными фигурами. Одних этих статуй больше, чем в Тавромении людей. Некоторые фигуры подняты на высокие каменные арки. Это полководцы на позолоченных конях. А стены арок украшены рельефами. Склонившие голову варварские вожди. Их жены с распущенными косами, с протянутыми в мольбе руками. Здесь все говорило об истории, заполненной сражениями и войнами. Оружие дало Риму господство над всем миром. Побежденные стали рабами. И, может быть, все это богатство и великолепие создано их трудом.