– Уже посреди бела дня чудят, совсем совести у людей нет! – всплескивает руками выбежавшая на шум из часовни старушка. – Господи, да вы совсем мокрый! – восклицает она, рассмотрев жалкое состояние моего костюма.
– Ничего, тут солнце, как-нибудь просохну, – неуверенно отвечаю я, отжимая полы пиджака.
Старушка решительным шагом возвращается в часовню, с минуту ее нет, потом она снова показывается на ступенях входа:
– Ступайте-ка сюда, я вам дам, во что переодеться. Внук мой оставил, в семинарии учится, а здесь прислуживает. Ростом вот точно как вы будет, тоже высокий. Он вчера подрясничек тут свой сложил, я думала, зачем? А вот, надо же, пригодился! Хоть и нельзя недуховным лицам такое носить, ничего, не простудиться же вам теперь!
– Спасибо, конечно, но как я в таком виде по городу пойду?
– А воспаление на ветру лучше, что ли, схватить? Переодевайтесь сейчас же!
Напор доброй старушки сильнее моего упрямства, тем более что я уже начинаю покрываться мурашками – вода в Канале всегда очень холодная. В укромном уголке я снимаю пиджак и брюки, и надеваю черный балахон старушкиного внука. С икон на стенах, кажется, укоризненно смотрят святые: «Не рановато ли тебе так облачаться?».
Сложив мокрую одежду в пакет, поблагодарив мою благодетельницу и помолившись своему святому перед большой храмовой иконой, я выхожу из часовни, намереваясь сесть на первую гондолу в сторону дома. У перил галереи несколько прохожих до сих пор оживленно обсуждают необычное происшествие. Я вижу, что из-за часовни к мостику с тихим урчанием подплывает полицейский катер, явно тот самый, что только что гнался за нарушителями субботнего спокойствия. Офицер, ловко выпрыгнув на подошву островка и держась за перила, спрашивает меня, могу ли я описать сидевших на темном катере людей.
– Кажется, он там был один. Не догнали?
– Да как будто испарились. Затонуть так быстро не могли. Да и глубины, вроде бы, недостаточно. Вообще, очень странно.
– Интересно, а где тут вообще можно спрятать катер?
– Ну, на станциях можно. На каждой есть места для катеров. В доке вообще легко затеряться. Будем искать, проверим станции. Всего хорошего, – козырнул он и сделал шаг обратно, на свою видавшую вида посудину со стершейся от частых соприкосновений с каменными стенами краской на бортах.
Я миную мостик, прохожу по галерее и вхожу на станцию. Я в городе сравнительно недавно, знакомых еще немного, но и они сильно удивятся, застав меня в таком виде. Вместе с другими пассажирами я вхожу на гондолу и с трудом втискиваюсь между внушительным мужчиной, своей необыкновенной тучностью напоминающего борца сумо в расцвете карьеры, и миловидной женщиной, увлеченной чтением бульварного романа. Погруженный в рассуждения о необычном происшествии, и уже проехав две станции, я поворачиваюсь к корме и в ужасе понимаю, что за рулем – ОНА, девушка с гондолы 112! Я откидываюсь к спинке дивана, пытаясь оказаться в тени моего монументального соседа. На своей станции я поспешно прохожу на выход, по пути запутавшись в полах подрясника, и только благодаря придержавшему меня «борцу сумо», чудом не упав.
Что ОНА должна была подумать о молодом человеке, целым месяц изображающем ее поклонника с обожающим взглядом, а в результате оказавшемся монахом или, по меньшей мере, послушником? С такими невеселыми и очень навязчивыми рассуждениями, я возвращаюсь домой, в маленькую однокомнатную квартиру с неплохим видом на заводские трубы.
Глава 4. Мнимый монах
К концу воскресенья свойственный молодости оптимизм побеждает дурное настроение, и вчерашний инцидент уже представлялся мне чем-то совсем незначительным.
В понедельник, рано утром, я уже жду на станции, когда же покажется средоточие всех моих мыслей и романтических чувств, девушка, улыбающаяся той загадочной улыбкой, которая одухотворяет меня и наполняет чудесной силой, как первый весенний ветер после затяжной серой зимы наполняет сердца птиц желанием петь.
Через десять минут, сидя, по обыкновению, рядом с ней, на корме и упиваясь коротким удовольствием смотреть на нее, я слышу следующие слова:
– Я и не подозревала, что вы монах.
«Ну вот, плохо я прятался за человека-скалу» – с досадой думаю я, взъерошивая волосы на затылке.
– Понимаете, это не совсем так…
– Скажите, а вы могли бы мне помочь в одном э-э-э, деле? У меня нет больше знакомых, так близких к Церкви.