Затем он обратился к Макдональду:
— Дорогой полковник, вам известно, что вы мой правый глаз; именно вам я поручаю обойти все посты и указать каждой части позицию, которую он должен занять; вы будете командовать левым крылом, Аббатуччи — правым, я — центром; следите за тем, чтобы солдаты ни в чем не нуждались; мы должны дать им сегодня немного больше, чем требуется, хотя и без излишеств.
Затем он сказал другим офицерам:
— Граждане, всем вам известны полки, вместе с которыми вы привыкли сражаться; вы знаете, на кого можете положиться. Соберите офицеров этих полков и передайте им, что сегодня же я напишу в Комитет общественного спасения, что послезавтра мы будем ночевать во Фрошвейлере и самое позднее через неделю — в Ландау; пусть они подумают о том, что я отвечаю за свое слово головой.
Офицеры встали из-за стола, и каждый собрался, пристегнув саблю и взяв шляпу, идти выполнять приказы главнокомандующего.
— Что до тебя, Шарль, — продолжал Пишегрю, — ступай в комнату, приготовленную нам, и проследи, чтобы, как обычно, положили три матраца; ты увидишь на стуле небольшой пакет, адресованный тебе, и вскроешь его; если то, что в нем лежит, придется тебе по вкусу, ты тотчас же воспользуешься, ибо его содержимое предназначено для тебя; если из-за контузии, что ты получил, почувствуешь боль в груди, пожалуйся мне, а не полковому хирургу.
— Спасибо, генерал, — отвечал Шарль, — но мне достаточно того компресса, который остановил пулю; что касается самой пули, — продолжал юноша, вынимая ее из кармана, — я сохраню ее, чтобы подарить отцу.
— И завернешь ее в свидетельство, что я тебе выпишу; ступай, мой мальчик, ступай.
Шарль вышел; Пишегрю взглянул на гражданина Фенуйо, по-прежнему сидевшего на своем месте, запер обе двери столовой на засов и снова уселся напротив гостя, весьма удивленного поведением генерала.
— Так, — вскричал он, — теперь поговорим с глазу на глаз, гражданин!
— С глазу на глаз, генерал? — переспросил коммивояжер.
— Сыграем в открытую.
— Буду очень рад.
— Ваше имя не Фенуйо, вы отнюдь не родственник адвоката из Безансона, вы не были пленником принца де Конде, вы его агент.
— Это правда, генерал.
— Вы остались здесь по его приказу, чтобы предложить мне перейти на сторону роялистов, рискуя, что вас расстреляют.
— Это тоже правда.
— Но вы сказали себе: «Генерал Пишегрю — храбрый человек; он поймет; чтобы пойти на то, на что пошел я, требуется некоторое мужество; он отклонит мои предложения и, возможно, не расстреляет меня, а отправит обратно к принцу со своим отказом».
— И это снова правда; однако, я надеюсь, что, выслушав меня…
— После того как я вас выслушаю, я прикажу вас расстрелять лишь в одном случае, предупреждаю вас заранее.
— В каком?
— Если вы посмеете назначить цену за мою измену.
— Или за вашу преданность.
— Не будем спорить о словах, давайте говорить по существу. Вы намерены отвечать мне на все вопросы?
— Да, генерал, я намерен отвечать на все вопросы.
— Я предупреждаю вас, что это будет допрос.
— Спрашивайте.
Пишегрю достал из-за пояса пистолеты и положил их по обе стороны своей тарелки.
— Генерал, — засмеялся мнимый коммивояжер, — я предупреждаю: вы открываете вовсе не карты.
— Будьте любезны, положите пистолеты на камин, вы к нему ближе, чем я, — сказал Пишегрю, — они мне просто мешали.
И он придвинул пистолеты к своему собеседнику; тот взял их, встал, положил на камин и вернулся на свое место.
Пишегрю поблагодарил его кивком, и незнакомец отвечал ему тем же движением.
— Теперь, — сказал Пишегрю, — начнем.
— Я жду.
— Ваше имя?
— Фош-Борель.
— Откуда вы?
— Из Невшателя. Но я мог бы зваться Фенуйо и родиться в Безансоне, поскольку моя семья из Франш-Конте и покинула его лишь после отмены Нантского эдикта.
— В таком случае я по выговору узнал бы в вас земляка.
— Простите, генерал, но как вы узнали, что я не торговец шампанским?
— По тому, как вы открываете бутылки; в следующий раз, гражданин, выберите себе другое занятие.
— Какое?
— Хотя бы книгопродавца.
— Значит, вы меня знаете?
— Я слышал о вас.
— Что именно?
— Как о яром враге Республики и авторе роялистских брошюр… Простите, я полагаю, что должен продолжить допрос.
— Продолжайте, генерал, я к вашим услугам.
— Каким образом вы стали агентом принца де Конде?
— Мое имя впервые привлекло внимание господина регента note 11, когда оно было обозначено на роялистской брошюре господина д'Антрега, озаглавленной «Заметки о регентстве, сына Франции, дяди короля и регента Франции Луи Станисласа Ксавье»; во второй раз оно привлекло его, когда я собрал подписи жителей Невшателя под актом об объединении.
— В самом деле, — сказал Пишегрю, — я знаю, что с тех пор ваш дом стал местом встреч эмигрантов и очагом контрреволюции.
— Принц де Конде, как и вы, узнал об этом и прислал ко мне некоего Монгайяра, чтобы спросить, не хочу ли я к нему присоединиться.
— Вам известно, что этот Монгайяр — интриган? — спросил Пишегрю.
— Я опасаюсь этого, — ответил Фош-Борель.
— Он действует в интересах принца под двумя псевдонимами: Рок и Пино.
— Вы хорошо осведомлены, генерал, но у меня с господином де Монгайяром нет ничего общего: просто мы оба служим одному и тому же принцу, вот и все.
— В таком случае вернемся к принцу. Вы остановились на том, что он прислал к вам господина де Монгайяра, чтобы спросить, не хотите ли вы присоединиться к нему.
— Это так; он сообщил мне, что принц, ставка которого находилась в Дауэндорфе, примет меня с радостью; я тотчас же собрался в путь, добрался до Виссамбура, чтобы сбить со следа ваших шпионов и заставить их поверить, будто я направляюсь в Баварию. Таким образом, я спустился до Агно, а оттуда добрался до Дауэндорфа.
— Когда вы оказались здесь?
— Два дня назад.
— Каким образом принц заговорил с вами об этом союзе?
— Очень просто: меня представил ему шевалье де Конти. «Господин Фош-Борель», — сказал он принцу. Принц встал и подошел ко мне. Хотите, генерал, я повторю вам его обращение слово в слово?
— Слово в слово.
— «Дорогой господин Фош, — сказал он мне, — я знаю вас по рассказам моих соратников: они все как один десятки раз повторяли, как гостеприимно вы их принимали. Поэтому я пожелал вас видеть, чтобы предложить выполнить одно поручение, которое окажется для вас и почетным и полезным. Я давно понял, что нельзя рассчитывать на иностранцев. Возвращение французского трона нашей семье — это не цель, а предлог; враги остаются врагами, они будут делать все в своих интересах и ничего — в интересах Франции. Нет, именно изнутри следует добиваться реставрации, — продолжал он, сжимая мою руку, — я остановил свой выбор на вас, чтобы передать слова короля генералу Пишегрю. Конвент, приказавший Рейнской и Мозельской армиям соединиться, ставит его в подчинение Гоша. Он придет в ярость; воспользуйтесь моментом, чтобы убедить его перейти на службу монархии, объяснив ему, что Республика не более чем химера».
Пишегрю выслушал все это с олимпийским спокойствием, а в конце тирады улыбнулся. Фош-Борель ждал его ответа и приберег под конец упоминание о Гоше как главнокомандующем; но, как было сказано выше, Пишегрю встретил слова посланца с самой благодушной улыбкой.
— Продолжайте, — сказал он. Фош-Борель продолжал:
— Напрасно я говорил принцу, что недостоин подобной чести; я утверждал, что единственное мое желание — служить ему в меру своих сил, то есть быть его деятельным и ревностным сторонником. Принц покачал головой и сказал: «Господин Фош, либо вы, либо никто». И, дотронувшись до моей груди, продолжал: «У вас здесь есть все, чтобы стать лучшим в мире дипломатом в такого рода делах».
Если бы я не был роялистом, я стал бы сопротивляться и скорее всего придумал бы множество превосходных предлогов для отказа, но я роялист и помышлял лишь о том, чтобы так или иначе послужить делу монархии, и я уступил.