Однако Земан отказался:
— Нет, нет, отец! Мне нужна ясная голова. У меня здесь есть кое-какие служебные дела.
— Ведешь следствие? Какое-нибудь новое дело?
— Скорее старое, но кое-кто из него хочет сделать новое.
— О чем речь?
— О правде. Более того, о смысле всего, что мы строили в течение последних двадцати лет. О партии!
И здесь ему Свобода с высоты своего опыта и прожитых лет спокойно сказал:
— За нее не бойся, она уже многое пережила, переживет и эту весну. Я, например, вспоминаю 1929 год, когда у руководства стояли Йилек и Болен. Тогда казалось, что партия развалится, а видишь, пришел Готвальд.
Земан с благодарностью сказал Свободе:
— Мудрый вы человек, отец!
Свобода лукаво усмехнулся:
— А ты разве не мудр? У тебя все для этого есть — и годы, и чин. Ты тоже уже должен быть мудрым, Гонзик. — Он поднял стопку со сливовицей: — За мудрость и спокойствие!
Земан чокнулся с ним:
— По последней, отец, и я пойду!
— Куда?
— Туда, где начиналось старое дело. В школу!
Он стоял в пустом и тихом школьном коридоре перед дверью в классную комнату, и у него не было силы войти туда. Снова у него звучали в ушах те слова, которые он тогда говорил членам местного национального комитета Мутлу, Бабицкому, Вчелаку и Анне Шандовой:
«Я с радостью взялся за выполнение этого задания, товарищи. Во-первых, я установил, что здесь живет мой друг, Карел Мутл, а во-вторых, этот Босак меня лично интересует. И наконец, ведь здесь же действительно часто случаются пожары!.. Сами посудите... Горит вокруг вас. Здесь... здесь... здесь... Горят амбары, стога сена, хозяйственные постройки, сараи с машинами и инвентарем. Уже месяц ходит красный петух вокруг вашей деревни. И ходит он по правильному кругу. Заметили? Знаете, что это значит? Либо это спираль, и рано или поздно она закончится здесь. Либо это круг, и в таком случае поджигатель живет тут, в вашей деревне...»
Пересилив себя, Земан нажал на ручку и вошел.
На возвышении за столом сидела какая-то пожилая, седовласая, очень худая, почти высохшая, женщина в очках, придававших ее лицу строгое выражение, и проверяла тетради. Он сразу ее узнал, но она не узнала его. Она подняла на него глаза и настороженно спросила:
— Что вам угодно?
Немного волнуясь, он спросил ее:
— Вы уже меня не помните, пани директор?
Женщина отрицательно покачала головой, и тогда Земан представился:
— Майор Земан. Я...
И тут она узнала его и строго спросила:
— Это вы? Что вам нужно?
Это был далеко не радушный прием. Земана это смутило, и он, подбирая слова, продолжал:
— В моей жизни то был самый трагичный случай... Я думал...
Женщина прервала его, не дав договорить:
— Все это переболело. К этому лучше не возвращаться!
— Но я должен...
Она снова прервала его:
— Я знаю, понимаю вас. Недавно сюда к нам приезжал один молодой поэт, фамилия его, кажется, Данеш. У него такой искренний, восторженный взгляд. Он собирал подписи под какой-то резолюцией.
Земан быстро, с волнением в голосе спросил:
— Вы ее подписали?
Пани директор спокойно, сдержанно ответила:
— Да.
— Да? — Земан был потрясен и недоверчиво переспросил: — Вы это действительно подписали?
Пани директор ему спокойно объяснила:
— А почему бы нет? Мы здесь, в деревне, не мстительны и не кровожадны. Этот священник свое отстрадал, зачем ему вредить еще? Я здесь живу тихо, спокойно много лет и все уже позабыла. Простила. Всем, и вам тоже!
Земан был взволнован и ничего не понимал.
— Мне? Почему мне?
— Вам это лучше знать!
— Бог с вами, пани директор, вы же здесь тогда были! Вашего же мужа здесь убили! Вы все видели собственными глазами!
Пани директор тихо, с достоинством ответила:
— Я видела то, что можно было увидеть. Узнала то, что можно было узнать. То, что скрывалось за всем этим, я не знала и не хочу знать!
Потрясенный, Земан выпалил:
— Но это, вероятно...
Она опять прервала его и холодно, с неприязнью в голосе, спросила:
— Так что вам еще угодно?
Он понял, что проиграл, и обронил:
— Больше ничего! — Повернулся и вышел.
Поручик Матыс, начальник районного отдела Корпуса национальной безопасности, привез Земана на кооперативный двор на своей собственной машине как раз тогда, когда оттуда выезжали в поле тракторы. Председатель кооператива Анна Шандова весьма энергично руководила этим выездом — так генерал бросает свои танки в сражение. Она кричала, приказывала, просила, уговаривала, и мужчины на могучих машинах слушались ее.
Заметив наконец Матыса и Земана, она нетерпеливо их спросила:
— Что, Ладя? Не видишь, сколько у меня работы?
Матыс, который, видимо, был у нее под каблуком, как бы извиняясь, улыбнулся:
— Посмотри, кого я тебе привез, Аничка. Узнаешь его?
Шандова, женщина памятливая, вгляделась в гостя и воскликнула:
— Еще бы нет! Земан! Приглашай! Вот это гость!
Здороваясь, она энергично пожала Яну руку. Земан был приятно удивлен таким приемом, так отличавшимся от того, с которым он столкнулся в школе.
— Я не знал, что вы с Матысом поженились.
Шандова грубовато пошутила:
— Ему очень хотелось поднять свой жизненный уровень, в этом все дело. Мечтал о собственном автомобиле, вот и женился на мне, пересилил себя, а я ему за это машину купила. Так, Ладя? Ему, короче говоря, надоело ваше скудное жалованье стражей порядка.
Земан принял ее слегка иронический тон:
— А ваше кооперативное не такое же? Я до сих пор помню, как ты напустилась на меня тогда в школе: «Мы здесь, товарищ, агитируем как сумасшедшие... а коровник еще не достроен... кооператив фактически у нас разваливается... Нам здесь хоть надорвись, а вам в Праге все равно, — скопировал Земан ее тогдашнюю манеру говорить, — вы в Праге уже, наверное, живете при коммунизме!»
Земан смотрел на нее и любовался. Правда, за эти пятнадцать лет, что он ее не видел, она постарела, погрузнела. Широкая, крепкая, эта женщина была похожа на кирасира. Однако годы сделали ее спокойнее, мудрее. От нее исходила какая-то прямолинейная решительность, чистосердечность, увлеченность работой, вера в свое дело, уверенность в себе. В ее присутствии Земан чувствовал себя спокойно. Без хвастовства, с деловитой, естественной гордостью она проговорила:
— Да? Так теперь при коммунизме скорее мы живем. — И без обиняков спросила его: — Зачем приехал? Что нужно? Хочешь устроиться на работу?
Земан слегка опешил:
— Я? Как это? Почему?
Матыс слегка кашлянул, потом неохотно, со смущением пояснил:
— Мы видели ту телевизионную передачу!
Земан, огорченный тем, что его не понимают, поспешно возразил:
— Нет, мне от вас нужно нечто другое!
Шандова, однако, была убеждена в своей правоте, но полагала, что попросить ее о работе Земану мешает мужская гордость, поэтому спокойно и невозмутимо брала быка за рога:
— Если у тебя в Праге какие-нибудь проблемы, плюнь на все и иди к нам. Люди у нас тебе будут рады, здесь тебя никто ни в чем упрекать не станет!
Матыс тут же подхватил:
— И ты не думай, что Аничка предложит тебе какую-нибудь грязную и тяжелую работу. У нас современное производство, здесь есть все профессии. А кое-где у нас работают и в белых халатах, как в лаборатории...
Земан смотрел на него с интересом и удивлением. Неужели это тот самый старшина? Он был тогда совсем молодым участковым инспектором. Пятнадцать лет назад он жаловался, что чувствует себя на этом большом своем участке слабым и беспомощным. А теперь у него выросло пивное брюшко, он ездит на машине, стал степенным и важным, как настоящий районный начальник. Теперь он с гордостью водил Земана по двору, как по своим владениям. И похвалиться, собственно, было чем; двор чистый, бетонированный, как взлетная полоса на аэродроме. Возле него теснится ряд новых, современных домов из железобетонных конструкций и панелей; механизированные коровники, склады, мастерские, крытые стоянки для сельскохозяйственных машин, административные постройки, клуб и многое другое. «Это не просто ферма, как когда-то давно, а скорее фабрика по выработке мяса и муки», — подумал Земан.