- Эрик! Учти: если ты попробуешь им помешать, я тебе этого не прощу.
- Ты же знаешь - это мой долг, - я не обернулся на голос, просто остановился, слушая. - В любом случае - солдаты скоро будут здесь. Я обязан всего лишь задержать отправление. Ты это прекрасно понимаешь. Я только за этим и пришел.
- Ты сломаешь мне жизнь. Я-то чем виновата?
Я обдумал ее слова, обернулся и увидел полный тоски взгляд.
- Сама же говоришь: иногда я превращаюсь в скотину. Они убили много людей. Убили девочку - да так, что взрослый мужчина плакал, когда вспоминал, что с ней сделали. Мне придется поступить по-скотски с тобой, с вами - ради того, чтобы им не удалось уехать.
- Я их предупрежу - и тебя просто убьют.
- Серьезно?..
Она поникла и пошла, сжимая и разжимая кулаки, к своему чемодану, словно он был островом в бурлящем нестабильном море.
- Пока, - сказал я и вышел из тесного зала ожидания.
Впереди замаячила низкая двухстворчатая дверь, я прибавил шагу, еще ни о чем не думая - а о чем думать, если понятия не имеешь, как остановить поезд? Оружия я не взял, все равно не смогу выстрелить. Слова тут не помогут. Остается надеяться на везение, которое пока меня не покидало...
За дверью слышался нарастающий шум, кто-то яростно кричал, доносились смазанные звуки радио, шаги, скрежет металла. Потянув на себя одну створку, я осторожно заглянул и увидел длинную бетонную платформу, освещенную слабыми электрическими лампами. Она была запружена людьми, и поначалу мне показалось, что их - огромная толпа, настолько сильно бурлила эта нервная, напуганная человеческая масса. Им было чего бояться: блестящие рельсы, убегающие в темное жерло тоннеля, были пусты, ярко горела рубиновая лампочка семафора, а до прихода солдат оставалось все меньше и меньше времени.
Я увидел источник гула - огромный электрический генератор, стоящий на сварных ногах прямо на платформе, и пестро одетые, донельзя взвинченные люди пытались его перекричать. Особенно старался один из них, худой горбоносый мужчина в расстегнутой куртке из темного блестящего материала - он влез на деревянную скамейку и орал в толпу, размахивая руками:
-... не паниковать! Им еще надо нас достать, в конце концов, забаррикадируем дверь! Стрелять они здесь не будут, это правительственная станция, в крайнем случае, напустят газа, но ведь у нас есть тоннель, оттуда идет воздух... Вопросы - потом! Меня другое волнует: что делать с теми, у которых билеты? Начнется тут заваруха, их придется бросить, это только балласт. Нужен человек, который их отвлечет! Смирнов, иди сюда - ты отвлекать будешь.
Самое странное: я спокойно стоял и слушал. На меня совсем не обращали внимания, словно я не был посторонними ушами, бесцельно торчащими в дверях. Каждый занимался собой, оратора слушали вполуха, кто-то попытался спрыгнуть на пути, но тут же испуганно вскарабкался обратно. В толпе я заметил продавщицу Ивкину - она старательно перевязывала раненого, держа в зубах конец бинта, и выглядела очень деловитой и даже веселой, словно обрела, наконец, смысл жизни. Ее тут увидеть я совсем не ожидал - после того, что она говорила о своих детях. Неужели уедет и бросит их? Или просто так сложилось, что ей приходится торчать с остальными, и лишь долгожданный поезд ее освободит? Но почему?..
Чья-то рука внезапно обвила мою шею, и крепкий локоть довольно сильно сдавил горло. Я вцепился в него, попытался вырваться, но ничего не вышло, лишь давление усилилось, и грубый, насквозь пропитанный страхом голос пробормотал мне прямо в ухо:
- Я не пойму, ты кто такой? Чего тебе надо?
Я чувствовал себя слабым и измученным, невероятно хотелось спать, все тело ломило и отказывалось слушаться, поэтому я опустил руки и тихо попросил:
- Пожалуйста, не надо меня душить. Я сейчас все объясню, отпустите, мне больно.
Он выпустил меня, я обернулся и узнал обветренное, глубоко изрезанное морщинами лицо Чемерина, бледное, покрытое испариной. Он стоял в настороженной позе, и качающаяся на проводе лампочка играла тенью от его носа.
- Это было давно, - я потер шею, на всякий случай отступив от него на шаг, - очень давно. Я гулял, забрел в спецгородок, а вы сидели на скамейке и собирались обедать. Я еще вопросы вам задавал, что это за место, тюрьма или психбольница... ну, попытайтесь вспомнить. Мне было лет двенадцать тогда...
Он нахмурился, сверля меня взглядом:
- А в другое время мы не встречались? Что у тебя с глазом?
- Напоролся на проволоку. Очень долго рассказывать, - я потрогал повязку на лице, - и это не имеет отношения...