Дня через два пришел молодой дознаватель в свеженькой, только что со склада, форме с яркими нашивками, и уселся за стол, разложив бумаги. Вопросы были стандартны: с чего началось, кто кому что сказал, кто первым ударил и так далее. В общем, ему все было и так ясно - при таком-то количестве свидетелей, и писал он просто по обязанности, стараясь до минимума сократить допрос. Наконец, перо чиркнуло в последний раз.
- Вы сможете подписать протокол? - дознаватель сложил листки, обстучал стопку о крышку стола, выравнивая. - В наших с вами интересах закончить формальности скорее.
- Сколько ему дадут? - угрюмо спросила из своего угла Тоня.
- Сколько дадут? - парень обернулся к ней. - Это решит уголовный суд. Дело ясное. Имело место оскорбление словом и нанесение телесных повреждений средней тяжести. Думаю - но это просто мое мнение - что лет пять или шесть, на шахтах.
- Боже мой... - тоскливо протянула моя жена. - Какой ужас.
Дознаватель удивленно выпрямился:
- Извините, вы... родственница потерпевшего или преступника?
- Я вот его... родственница, - Тоня кивнула на меня.
- Может быть, вам известны другие обстоятельства дела?
- Нет... Я просто удивляюсь: где мои глаза были, когда я пошла с ним с Семейный отдел?..
Дознаватель посмотрел на меня, неуверенно пожал плечами. Я оторвался от протокола и тоже взглянул на него. Никто ничего не спросил. Он взял листки, аккуратно сложил их в кожаную папку, козырнул мне и вышел, на ходу надевая меховую шапку с кокардой.
- Тоня?.. - сказал я. - Что случилось? Почему ты так?..
Она молча вытирала пыль с комода, двигаясь, как заводная кукла.
- Тоня! Ты можешь объяснить, что я не так сделал? Я виноват в том, что меня избили у тебя на глазах?
- Ах ты, жертва невинная! - она повернулась всем телом, сжимая в руке тряпку. - Избили его!.. Ты хоть знаешь, что теперь будет, цве-то-чек?.. Тебя-то не тронут, побоятся, а меня затравят тут, как собачонку! Это стадо, понимаешь, стадо! А он был - пастух. Общественное мнение - тебе это хоть о чем-то говорит?
- Так я что, был неправ, да?
- Прав, неправ, да какая разница! - Тоня размахнулась и швырнула тряпку в угол. - Ты думаешь, им жалко тебя было? Думаешь, они такие добрые, что стали жизнь твою спасать?.. Да они удовольствие получали, глядя, как Ремез из тебя душу выколачивает!
Я с трудом сел, чувствуя изнуряющую боль во всем теле:
- Ну... ты ведь тоже получала удовольствие, когда поджаривала меня.
- Да! - она подбоченилась, сверкая глазами. - Да! Единственное удовольствие, которое от тебя можно получить, это посмотреть на то, как ты мучаешься! Слабое, никчемное существо... Именно существо, да! У Ремеза-то хоть характер есть, а ты - никакой, в тебе вообще ничего нет, кроме вежливости твоей проклятой!..
- А как же любовь, Тоня? - я хотел попить, но уронил стакан на ковер, так дрожали руки. - Ты говорила, что любишь меня.
Она фыркнула, засмеялась:
- А я вообще люблю... растения.
Наверное, если бы у меня были силы, я ушел бы в тот же день, но, словно по издевательской прихоти жизни, сил не было совсем, и еще без малого неделю я терпел ее вынужденную заботу.
* * *
...И еще одна правда - последняя.
Стоял отвратительно теплый февраль - там, за стеной, у Западных ворот. Термометр показывал плюс три градуса, лил дождь, и далекое поле с остатками грязного снега казалось нарисованным мокрой кистью на мокрой бумаге.
- Не страшно?.. - спросили тоненьким голоском в приоткрывшуюся сзади дверь.
За стеной звучно ухал пневматический молот. Два раза в минуту земля вздрагивала, словно там, за темным от влаги бетоном, рушилось на нее нечто неимоверно тяжелое. На самом деле молот маленький, смешно сказать - пятьсот килограммов. Корпус алый, с буквами желтыми. Флажки вокруг вывешивают тоже желтые. Радостно выглядит.
Татьяныч, высокий, с выгоревшими в солому волосами, закрывающими лоб, стоял под крохотным навесом, кутаясь от дождя в непромокаемую черную куртку с капюшоном. Он пятый раз посмотрел на часы, хотел выругаться, но тут вышла Юля, и в последний момент вылетающее слово успело поменяться:
- Черт!
- Ты в этой куртке похож на монаха, - Юля встала рядом и повторила свой вопрос, - Не страшно?
- Да нет, - Татьяныч глянул на нее с досадой, - А можно так подумать? Что я боюсь?