Так, что мы имеем? Сверток, содержимое которого мне неизвестно. Может быть, там и нет ничего особенного. Всегда можно, в конце концов, сказать правду - э т у правду, мол, перепутал в Управлении Дознания, вернем и извинимся. Но шестое чувство, не раз выручавшее меня в жизни, настойчиво подсказывало: "Не надо. Не высовывайся. Не допускай, чтобы у этого Трубина возникли хоть какие-то сомнения на твой счет. Он тебе еще пригодится".
Просто бросить сверток я не мог: надо же что-то держать в руках завтра утром, когда я вернусь за курткой. Если я брошу его сегодня у Трубина на глазах, как объяснить, откуда он взялся снова? Или сказать, что это другой?.. Нет, Трубин должен видеть, что я ушел со свертком домой. Завтра он, конечно, может спросить: "Почему вы все время ходите со своим одеялом?", может даже что-то заподозрить (хотя вряд ли), но после допроса, когда мы выйдем из Управления, сверток ему уже так примелькается, что я смогу-таки унести добычу.
Это было смешно и почти пугающе: сверток стал моим проклятием. Сначала я не мог с ним расстаться из-за Полины, теперь из-за Трубина...
А все-таки, что в нем?
А вдруг Трубин прямо сейчас заставит меня развязать шпагат?..
Может, плюнуть на куртку? Что я - нищий, не обойдусь без нее?.. При этой мысли - "плюнуть" я на мгновение обрадовался, но тут же почувствовал внутри болезненный укол и понял: нет. Есть вещи, на которые я не способен...
За соседним с нами столиком сидели мужчина и женщина в одинаковых черных пиджаках со значками правительственных чиновников и тихо, увлеченно беседовали, ковыряя салат. До меня долетали отдельные слова: "президиум", "полное одобрение", "соцпрограмма", остальное терялось в шепоте. Эти двое были так непохожи на всех, кого я знал, что взгляд мой невольно прилип к ним и ползал с лица на лицо.
Мужчина, наверное, разменял уже шестой десяток и сменил темную масть на пегую, а женщина была довольно молода, лет тридцати с небольшим, и привлекательна, хотя строгая мужская стрижка ее немного портила. Выглядели они совершенно по-разному, даже пиджак на женщине сидел иначе, чем на ее спутнике, но мне почему-то показалось, что они - родственники, чуть ли не отец и дочь. Их объединяло выражение лиц: какое-то породистое величие, спокойствие, полное сознание своей значимости и еще - п р е в о с х о д с т в о. Превосходство не только над шустро снующими официантами или простушкой Полиной, не только надо мной - мелким служащим, и не только над Трубиным - служащим покрупнее, даже, наверное, каким-то начальником, а - над всеми, над всем этим миром, над жизнью в целом. Они были выше всего существующего. "Полубоги", - пришло мне на ум. Настоящие полубоги, высшие существа.
- Давайте выпьем за знакомство, - Трубин чокнулся с нами и со странным звуком "В-ззз" вытянул сразу полбокала вина. - Какая все-таки интересная штука - жизнь, - она расслабленно откинулся на спинку стула и поглядел прищуренными глазами в темное окно. - Иногда не верится. Как домино: упала одна костяшка и повалила другую, а та - третью...
"Верно, верно", - подумал я, вспомнив события этого вечера.
- Вот посмотрите, - Трубин вкрадчиво понизил голос, - на наших соседей. На этих людях держится общество, а они вот так запросто сидят в кафе и болтают о своих делах...
"Опять верно", - я кивнул ему.
- С виду такие обыкновенные... - он чуть завистливо вздохнул. - И не подумаешь, что от них зависит даже то, будет завтра война или нет. Я серьезно.
- А почему завтра должна быть война? - Полина вертела в руках бокал, глядя на него замутившимися, вкрадчиво-кошачьими глазами.
- Вовсе не должна, это я к примеру. Просто, если возникнет такая необходимость - в войне, то решение принимают они, а не мы, вот что я хотел сказать. Они все решают за нас. Даже цвет наших талонов они придумали.
Девушка покачала головой:
- Надо же... А кто тогда придумал цвет и х талонов?
Трубин рассмеялся:
- Что вы, у них никаких талонов нет. Им незачем. У них специальное обеспечение.
Тут удивился я:
- Но как же - без талонов? Ведь так они могут покупать все, что хотят, и сколько хотят... на всех же не хватит!
- Не беспокойтесь, Эрик, на них специально рассчитывают с запасом.
- Слушайте, вы так говорите, словно их очень не любите, - заметила Полина.
- Я? Почему? - Трубин растерянно взглянул на нее. - Я объясняю вам, как обстоят дела, а не выражаю свое отношение.
- А по-моему, выражаете.