Розовость моментально исчезла:
- Уважаемая... - взгляд в документы, - Эльза, инспектора для того и существуют, чтобы охранять законность и мораль от нечестных людей, о которых вы говорите. Поверьте мне - подобные факты крайне редки и быстро разоблачаются. В конце концов, и долг мужа в данной ситуации прийти и сообщить о попытке подлога...
- А-а, - Хиля кивнула.
- Тогда продолжаем?
- Может, не стоит? - я улыбнулся регистратору. - Мы уважаем законы. И оба читали Семейный кодекс.
- Хорошо, - он покладисто кивнул. - Тогда подпишите вот эти документы.
С формальностями покончили быстро, и старший регистратор заполнил бланк брачного свидетельства, аккуратным почерком вписал нас в социальные карточки друг друга и оттиснул крошечные красные штампики с номером Семейного отдела и датой регистрации.
- Поздравляю вас, - человек с восковым лицом сухо улыбнулся. - С этого момента вы являетесь мужем и женой. Если желаете носить обручальные кольца, можете вот по этому талону приобрести их в комнате номер семь, по коридору, вторая дверь справа, - он протянул нам плотный квадратик голубоватой бумаги и раскрытые социальные карточки. - Можете идти, желаю вам счастья.
Мы встали, и в эту минуту в зале вдруг тихо, но торжественно зазвучал государственный гимн, словно под сиденьем нашей скамейки находилась какая-то кнопка, включающая музыку - а может, так оно и было.
Мы вышли, впустив следующую пару, и Хиля вдруг сжала мою руку и сдержанно, глядя в сторону, сказала:
- Спасибо, Эрик.
- За что?
- Ты знаешь, за что, - она улыбнулась.
Комната номер семь, куда мы зашли с талончиком, оказалась неожиданно светлой, нарядной, с подсвеченным лампочками стеклянным прилавком и веселой служащей в красном костюме и красных же лаковых туфлях.
- Пожалуйста! - она забрала бумажку и с улыбкой обвела рукой разложенное под стеклом золото. - Выбирайте. У нас четыре модели, но вот этой, - острый алый ноготь указал на тонкое кольцо с "алмазной гранью", - есть не все размеры.
- Я такие не хочу, - Хиля склонилась над прилавком и завороженно рассматривала красивые вещицы. - Возьми вот эти, гладкие. У моих родителей такие. Может, примета хорошая?..
Служащая засмеялась:
- Можете примерить.
Я не люблю выбирать что-то одно из множества подобных, но моя жена (приятно и необычно говорить о Хиле - "жена"!) взяла все в свои руки, и через десять минут мы уже покинули Семейный отдел.
- Красиво, - заметил я, рассматривая на своей руке сверкающее, новое, еще не поцарапанное кольцо. - Интересный металл - золото, верно? Раньше за него убивали. Просто за металл, за железки...
- Не знаю, - Хиля пожала плечами. - По-моему, убить можно за идею, за что-то настоящее, а не за драгоценности.
- Убивать вообще нельзя, ни за что! Странно ты рассуждаешь. Что может быть ценнее человеческой жизни?..
Дождь на улице разошелся. Мы вышли под каменный навес и смотрели, как наш шофер разворачивает машину, чтобы подъехать к дверям вплотную. Какая-то парочка в резиновых дождевиках поверх нарядных костюмов выпрыгнула из автобуса и заскакала, смеясь, через лужи, а пассажиры смотрели на них в окна и почти все улыбались, кто-то ностальгически, а кто-то и с неприкрытой завистью.
- Тебе не холодно? - я обнял Хилю за плечи, чтобы согреть. - Сейчас поедем. Все же тебе стоило надеть плащ.
Я знал, что инспектор придет для проверки уже через несколько дней, и вполне возможно, что это будет тот же человек, что контролирует родителей - так удобнее.
Я вспомнил Розу - нашего инспектора, и чуть не засмеялся. Эта толстая, смешливая, нелепая женщина с большой родинкой на правой щеке и неизменной брошкой в виде лилии на лацкане служебного пиджака начала с того, что явилась к моим родителям прямо на свадьбу и принесла подарок - не от Семейного отдела, а лично от себя - маленькую акварель с кустом сирени. Она мне нравилась, эта Роза, не слишком молодая, но бодрая и удивительно жизнерадостная, и единственным, что меня немного в ней раздражало, была ее манера приходить с проверкой слишком рано утром. Однажды, заспанный, я открыл ей дверь в шесть часов в воскресенье и долго не мог сообразить, кто это, настолько еще не проснулся.
- Папа, мама дома? - она улыбнулась мне со всей сердечностью, на какую была способна. - Извини, мальчик, я понимаю, что вы еще не встали, но и ты меня должен понять. Никого не буди - я тебе на слово поверю.
- Дома, а где им быть? - я тер глаза, стоя в пижаме на пороге квартиры и ежась от сквозняка.
- Ну, хорошо, - Роза повернулась, чтобы идти. - Спасибо, мой милый.
Я прекрасно знал, что вот это ее "поверю на слово" вовсе не означало настоящего доверия, и, стоило ей хоть что-то заподозрить, она могла войти и разбудить родителей, несмотря на ранний час и выходной день. Что делать - я знал, что такие меры оправданны.