Юность бедная моя.
Отыскал я сад заветный…
О, как сердце сжалось вдруг!
Спит в могиле безответной,
Спит в могиле детства друг.
В сад стезей полузабытой
Я вошел теперь один.
Ветер листья рвал сердито
С тяжко стонущих вершин.
Липы черные в два ряда
На пути моем сплелись,
Со всего как будто сада
К другу старому сошлись.
И шепталися в смятеньи,
И вздыхали меж собой.
А за ними чьи-то тени
Шли воздушною толпой.
Шли — и плакали, участья,
Или горечи полны, —
Тени детства, грезы счастья,
Сны, несбывшиеся сны…
«Насытил я свой жадный взор…»
Насытил я свой жадный взор
Всем тем, что взор считает чудом:
Песком пустынь, венцами гор,
Морей кипящим изумрудом.
Я пламя вечное видал,
Блуждая степью каменистой.
Передо мной Казбек блистал
Своею митрой серебристой.
Насытил я свой жадный слух
Потоков бурных клокотаньем
И гроз полночных завываньем,
Когда им вторит горный дух.
Но шумом вод и льдом Казбека.
Насытить душу я не мог.
Не отыскал я человека
И не открылся сердцу Бог.
«Прекрасный гений с белыми крылами…»
Прекрасный гений с белыми крылами,
Ты, детства друг, что в храм моей души
Входил, грустя, и там, склонясь в тиши,
Шептал молитвы бледными устами, —
Ты, в чьих глазах, как в книге неземной,
Предвечных тайн читал я отраженье, —
Скажи, кто был ты: правда иль виденье,
Небесный луч иль огонек степной?..
Кто б ни был ты, — увы — ты удалился,
И если б вновь сошел, какой испуг
В твоих чертах изобразился б вдруг!
О, как темно в душе, где ты молился!
Ты ль сердцу лгал, я ль сердцем очерствел,
Но нет любви, нет истины, нет веры, —
И жизнь скучна, как в осень вечер серый,
И храм надежд замолк и опустел…
ВИДЕНИЕ АГАСФЕРА
В напрасных поисках отчизны,
Изнеможенный, он прилег
На перепутии дорог,
Забытый смертью, чуждый жизни.
И вот, во сне, пред ним в сиянье
Спустилась книга с высоты,
И голос — вечности дыханье —
Встревожил ветхие листы:
— Се — в странствиях и на привале
Твоя отчизна, твой приют.
Ту книгу Книгою зовут.
В начале там прочтешь: «В начале».
НАД МОГИЛОЙ К. Д. КАВЕЛИНА (7 мая 1885 г.)
Еще один светоч погас
Средь сумерек скорбного мира…
Увы! Как огни после пира,
Мудрейшие, лучшие, гаснут меж нас,
И ночь все темнеет над родиной бедной.
Да, пир миновал, пир восторженных слов,
Великих надежд, бескорыстных трудов,
Как сон миновал — и бесследно;
Напрасно горел ослепительный свет,
Бесплодно мы рвались куда-то;
Как прежде, нет правды — и счастия нет!
Россия могилами только богата!
И тот, кто устал наболевшей душой
Скорбеть о невзгодах отчизны,
Отраду ищи не в столице большой,
Не в сонном иль суетном омуте жизни!
Сюда приходи! Здесь душой отдыхай!
Есть время, когда утешают могилы:
Ужели бессилен тот край,
Где выросли эти могучие силы?
Верь мертвым! Верь тем, кто, надеждой горя,
Средь нас возвышался вершиной блестящей,
И к смутной толпе, у подошвы стоящей,
Взывал с возвышенья: «заря!»
Быть может, от нас не навек отлетели
Былые надежды, былая весна:
В могиле того, над кем плачет страна,
Грядущее спит, как дитя в колыбели…
НАД МОГИЛОЙ В. ГАРШИНА
Ты грустно прожил жизнь. Больная совесть века
Тебя отметила глашатаем своим;
В дни злобы ты любил людей и человека
И жаждал веровать, безверием томим.
Но слишком был глубок родник твоей печали:
Ты изнемог душой, правдивейший из нас, —
И струны порвались, рыданья отзвучали…
В безвременье ты жил, безвременно угас!
Я ничего не знал прекрасней и печальней
Лучистых глаз твоих и бледного чела,
Как будто для тебя земная жизнь была
Тоской по родине недостижимо-дальней.
И творчество твое, и красота лица
В одну гармонию слились с твоей судьбою,
И жребий твой похож, до страшного конца,
На грустный вымысел, разсказанный тобою.
И ты ушел от нас, как тот певец больной,
У славы отнятый могилы дуновеньем;
Как буря, смерть прошла над нашим поколеньем,
Вершины все скосив завистливой рукой.
Чья совесть глубже всех за нашу ложь болела,