Слушая его, Луис вспоминал о своём невольном преступлении.
- Не мне тебя судить, Клод, - проговорил он, приближаясь, чем немало удивил и его, и других артистов. - Я сам однажды чуть не погубил всё человечество.
- Филипп, да ты бредишь! - послышалось из труппы. - Тебе солнцем напекло голову, и ты сам не знаешь, что говоришь.
- Вы не могли, отец, - с сомнением покачал головой Карл.
- Я вам никогда не рассказывал про единорога... - начал было Луис.
- Да нет их, никаких единорогов, - оборвал его музыкант, самый старый из труппы. - Всё это сказки! Да и поздно уже - пора располагаться на ночлег.
Утром Клода среди них не было. Что с ним стало, куда он ушёл на ночь глядя, Луис так и не узнал. Возможно, терзаемый муками совести, он всё же повторил попытку убить себя - и на этот раз успешно. Возможно, ушёл в монастырь грехи замаливать. Или же вернулся ко двору, чтобы уничтожить злодея, который обманом толкнул его на преступление.
Но бедняга, по-видимому, так до конца и не узнает, какое великое зло разбудило его оружие. Луис и сам понял это через пару дней, когда Карл, испуганный, прибежал к нему со всех ног, крича, что за ним гонялось какое-то существо, похожее на чёрную лошадь.
- ... А на лбу у него рог...
На этот раз Луис не дожидался ночи с нетерпением, чтобы в который раз убегать в неизвестность. Напротив когда его сын и товарищи заснули, долго прогуливался в одиночестве, глядя на звёзды, словно стараясь запечатлеть всё их великолепие в своём сердце и разгадать тайну, которую скрывает их далёкий тусклый свет. Может быть, совсем скоро он уже не сможет смотреть на них снизу.
Утром, прежде чем двинуться в путь, он долго смотрел на своих товарищей, изучая каждого в отдельности, пожимал им руки. Те удивлённо взирали на него, не понимая, почему вдруг фокусник собрался их оставить, и почему наотрез отказывается брать с собой сына.
- Ты уже взрослый, Алекс, - ласково отвечал Луис на все просьбы Карла взять его с собой. - И талант у тебя есть. Когда ты играешь на скрипке, люди слушают, затаив дыхание. Я верю, ты обязательно поймаешь свою счастливую звезду.
- Но почему Вы, отец, хотите оставить меня, нас всех? - в глазах юноши стояли слёзы. - Может, я огорчил Вас?
- Нет, сынок, ты ни в чём не виноват. Возьми, - Луис протянул сыну свиток, на котором ещё вчера что-то долго писал. - Но обещай мне, что раскроешь и прочитаешь только дней через шесть.
- Обещаю, - проговорил Карл. - Я сделаю, отец, всё, как Вы велите.
- Умница! Ну, прощай, сын мой! - с этими словами Луис крепко обнял сына, с трудом сдерживая слёзы, выступившие у него на глазах.
- Прощайте, отец. Может, мы ещё увидимся.
- Конечно, увидимся. Но... очень нескоро.
Покидая временное пристанище бродячих артистов, он разок оглянулся, ещё раз помахал всем рукой на прощание и двинулся в путь.
Завтра будет уже ровно пять дней как Луис оставил сына и тех, кто за долгие годы странствий стали для него родными. Именно тогда астрологи обещают солнечное затмение. И если всё закончится благополучно, то утром шестого дня Карл распечатает письмо, чтобы прочесть следующее:
"Мой дорогой Карл! Если ты читаешь эти строки, меня уже нет в живых. Но это значит, что жив ты, и живы те, кто рядом с тобой, чему я искренне рад. Прости меня, Карл - я не мог сказать тебе, куда иду. Ты, наверное, смутно помнишь, как в детстве я рассказывал тебе сказку о белом единороге. А ведь это не сказка. Помнишь, ты как-то спросил меня, где я потерял уши и зачем сбежал от волшебника Гедимина, если он относился ко мне по-доброму, но я не ответил? Теперь мне скрывать нечего да и незачем...".
Прочитав, мальчик всё узнает. Только бы задуманное получилось!
"Я не чародей, - прочтёт Карл уже в конце. - Но я отлично помню каждое слово того заклинания: я помню, как выглядела каждая буква в свитке, и каждый жест волшебника Гедимина, когда он его произносил. Когда-то, когда мои уши были ещё целы, он сказал мне, что в чародействе главное - верить. И сейчас я верю, что мой последний фокус удастся. Прощай, Карл, и помни: я тебя очень люблю. Где бы ты ни был, моя душа всегда будет с тобой. Твой отец". Вздохнув, Луис последний раз посмотрел на небо, голубое, словно воды чистейшего родника, кинул прощальный взгляд на раскинувшийся в бесконечность зелёный лес. Затем решительно поднялся на вершину холма.