Синьора Нина уселась вместе с девицами в кафе Николино; Николино подошел к ним на цыпочках; с трудом можно было понять, что он говорит: у него перехватило дыхание.
— Мадам, — пролепетал он.
Принимая заказ, он непрерывно наблюдал за площадью. Потом сбегал на кухню, тотчас вновь появился среди столиков, держа на кончиках пальцев свой жестяный поднос, и опять уставился на немцев.
Немцы же продолжали сидеть, расставив йоги, на своих мотоциклах и не проявляли никакого любопытства, даже не смотрели на девиц, как будто на площади, кроме них самих, никого не было. Они ждали своих офицеров, — те зашли в итальянский штаб. Ждали терпеливо, как люди, для которых ожидание — самое привычное дело.
— Мадам, — произнес Николино, наливая раки.
Его маленькая волосатая лапка дрожала: не было ни одной рюмки, которую бы он не перелил через край.
— В Ликсури, — прошептал он, — они высадились в Ликсури.
Синьора Нина даже не посмотрела на Николино; ее взгляд был тоже прикован к мотоциклам в углу площади. Покусывая кончик мундштука, она пристально смотрела на немецких мотоциклистов, внимательно следила за каждым их движением, будто гипнотизировала.
— Сколько их? — спросила она.
Николино наклонился, делая вид, что вытирает стол.
— Тысячи. Они оккупируют остров.
Синьора Нина бросила на Николино возмущенный взгляд, точно это он был виноват во всем.
— А что итальянцы? — спросила она.
Николино пожал плечами, улыбнулся, нахмурился, провел намокшей от узо тряпкой по лбу.
— Ведут переговоры, — сказал он.
В этот момент на площади появился обер-лейтенант Карл Риттер.
Стоявшие вокруг люди сначала увидели, как немецкие солдаты соскочили с мотоциклов и вытянулись в струнку, и только потом заметили освещенную солнцем фигуру обер-лейтенанта: пока никто не знал, кто он такой, каковы его чин и звание. Медленно пересекая площадь, он чувствовал, что все на него смотрят, и движения его были скованны.
Он оказался в роли актера, очутившегося на совершенно голой сцене, вокруг которой тянулись жалкие домишки, лежали неуютные пятна света и утренние тени.
Карл Риттер, бывший студент философского факультета Веймарского университета, пройдя через площадь, поколебался секунду и повернул в сторону открытого кафе Николино. Лишь подойдя к кафе, он заметил сидевших за столиками девиц.
Карл Риттер едва взглянул на них, на этих дам из казино — отраду итальянских союзников; сын железнодорожника и крестьянки, он считал себя аристократом и не мог скрыть своего презрения.
На темной железной пряжке его офицерского кожаного пояса, плотно стянувшего талию, были отчетливо видны слова «Gott mit uns» — «с нами бог», а на боку висела массивная кобура из темной кожи, откуда высовывалось невероятно длинное тонкое дуло пистолета.
Он сел за свободный столик, лицом к площади, к ним в профиль. Они тотчас оценили его незаурядную красоту и лишились дара речи: в его облике они улавливали нечто знакомое, виденное когда-то, давно забытое, но оставившее неизгладимый след в памяти. Этот профиль, хотя и новый для них, был им знаком; у них было ощущение, словно сбылась затаенная мечта.
Немецкие солдаты снова сели на свои мотоциклы; некоторые бродили рядом, курили и тихо переговаривались.
На груди у каждого покачивался небольшой черный автомат. Они производили впечатление безобидных парней из кемпинга.
Впрочем, с момента появления на площади обер-лейтенанта мотоциклисты утратили всякую притягательную силу. Сейчас все внимание было приковано к Карлу Риттеру. Николино подошел к нему сзади, с трудом изобразил на лице улыбку и, смешно щелкнув каблуками, произнес:
— Месье!
Обер-лейтенант тоже заказал рюмку узо. И эта рюмка тоже перелилась через край в руке Николино, когда он переставлял ее с подноса на стол, но обер-лейтенант не обратил внимания, взгляд его был устремлен вдаль.
Подошел Паскуале Лачерба. Он поклонился издали, до того как приблизился к синьоре Нине. Та, на мгновение оторвав взгляд от площади, улыбнулась и протянула ему руку. Фотограф поднес эту руку, затянутую в ажурное кружево перчатки, к губам; на людях он сделал это впервые. В это утро он вел себя подчеркнуто корректно, учтиво и был еще бледнее, чем обычно.