— Видели? — спросила синьора Нина, приятно возбужденная любезным обращением; на лице ее заиграла всегдашняя улыбка. Что-то блеснуло на губах и за очками фотографа, лицо его заострилось, на нем появилось хитрое, почти счастливое выражение.
— Этого следовало ожидать, — ответил он. — Они больше не доверяют итальянцам.
Теперь обер-лейтенант Карл Риттер разглядывал девиц — разглядывал неспеша, одну за другой.
Под взглядом его голубых глаз они чувствовали себя, точно на витрине, и им было от этого не по себе. Он смотрел на них без всякого выражения, без интереса, с полным равнодушием. Оглядел синьору Нину, Паскуале Лачербу. Над столиками скрестились их взгляды — черный, горящий и тусклый, голубой.
— Почему? — спросила синьора Нина. — Из-за Бадольо?
— Ну разумеется, — ответил Паскуале Лачерба. Фотограф поправил очки. Он казался совершенно спокойным, — видимо, решил: немцы тут, ничего не поделаешь.
— Ясно, что итальянцы скоро заключат перемирие, — заметил он.
Обер-лейтенант ерзал на стуле. Он замечал, что с момента его появления на площади к нему были прикованы все взгляды, чувствовал себя объектом всеобщего внимания. Он сидел, положив ногу на ногу, пристально глядя перед собой, и старался принять невозмутимый вид. Он вынул из кармана белую коробку, рассеянно положил ее на стол. Потом легким толчком открыл крышку, осмотрел нетронутый ровный ряд сигарет. Казалось, глядя на сигареты, он о чем-то мучительно размышлял.
Вдруг, неожиданно для всех, Карл повернулся к девицам и, протягивая открытую коробку сигарет, спросил:
— Курите?
— Возьмите, — посоветовал фотограф Паскуале Лачерба, заметив их замешательство.
Проворные белые руки потянулись к коробке: замелькали покрытые огненно-красным лаком ногти, пальцы нарушили ряд ровно уложенных сигарет, коснулись широкой загорелой кисти лейтенанта.
«Danke schön», — первой поблагодарила Адриана и первой улыбнулась немцу.
Только синьора Нина не взяла сигарету; это заметили, когда стали закуривать. Заметил и обер-лейтенант. Он на нее посмотрел, нагнулся в ее сторону, поднес ей коробку под самый нос и стал ждать.
— Не ломайтесь, — сказал Паскуале Лачерба, улыбаясь, как будто говорил о чем-то постороннем. И тоже взял сигарету, произнеся «danke schön» с таким видом, словно благодарил и за себя, и за синьору Нину.
Взгляд еще ярче окрасившихся голубых глаз обер-лейтенанта был устремлен то на дом, где находился итальянский штаб, то на девиц — на длинные худые ноги Адрианы, на пышную полуобнаженную грудь Триестинки. Та, чтобы задержать его внимание на своем бюсте, глубоко вздохнула.
Этот голубой холодный взгляд щекотал ей нервы. Лейтенант нравился и Адриане, нравился всем. Исключение составляла только синьора Нина.
Катерина Париотис тоже прибежала на площадь посмотреть на немцев. Она переводила взгляд с итальянского штаба на кафе Николино и обратно. Катерина понимала: несмотря на то что итальянки улыбаются, по-прежнему светит солнце и город спокоен, происходит непоправимое. Она понимала, что теперь война так скоро не кончится, — по крайней мере для них, жителей Кефаллинии. Если даже итальянцы уйдут, а там, в штабе, речь идет, конечно, об этом, то все равно останутся немцы.
(Да, итальянцы и капитан Альдо Пульизи уйдут, оставив остров немцам, она это чувствовала.)
— Меня от них тошнит, — сказала синьора Нина. — От этих сигарет меня тошнит, — уточнила она, переводя взгляд полузакрытых глаз на обер-лейтенанта. И, стиснув зубы, выдавила улыбку. Карл Риттер улыбнулся в ответ; взгляд его скользнул с бюста Триестинки на ноги Адрианы.
Из-за угла в платьях из легкой прозрачной ткани появились сестры Карамалли. Обе черненькие, они шли в ногу, точно пара лошадок в упряжке, и поворачивали голову то в сторону немецких мотоциклов, то в сторону обер-лейтенанта. Они тоже были сражены его красотой.
— Но что там происходит? — спросила синьора Нина. — Почему наши не идут?
— Ведут переговоры, — объяснил Паскуале Лачерба. Синьора Нина бросила сигарету, выкурив меньше чем до половины, — бросила не на тротуар, а на мостовую, и с асфальта поднялась тонкая струйка дыма, едва заметная при ярком солнечном свете.
— Но договорятся ли они? — продолжала синьора Нина.
— Да, — ответил обер-лейтенант. Девицы повернулись в его сторону. Пристально глядя на синьору Нину, Карл Риттер улыбался. Он смотрел куда-то за Триестинку с ее пышным бюстом, дальше ног Адрианы.
— Конечно, — подтвердил Паскуале Лачерба. Синьора Нина не сумела скрыть свое удивление, по лицу ее было видно, что она удручена, устала.