Я был рад, что лежу на земле, в этом положении я чувствовал себя в сравнительной безопасности. Я выждал еще минуту. Кругом царил мрак, и больше ничего не было слышно.
Где сейчас мой противник? Подкарауливает ли он меня? Мне стало ясно, что я поступил как дурак, напав на вооруженного человека, не имея при себе никакого оружия.
Если у входа зажгут свет, мой силуэт будет ясно виден, и тотчас я окажусь прекрасной мишенью. Поэтому я решил убраться отсюда как можно скорее. Поспешно встав, я сделал несколько больших шагов, использовав момент, когда ветер дул изо всей силы.
Я слышал выстрелы слева от себя. Это доказывало, что мой противник стоял вблизи двери холла. Мне не оставалось ничего другого, как выбрать какое-нибудь укрытие и ждать там дальнейшего развития событий.
Я примостился у стены в том месте, где росли густые кусты, и стал выжидать. Однако, простояв несколько минут, я почувствовал, что с меня хватит всего этого, и осторожно двинулся к дверям холла. Насколько мне было известно, имелось два пути, которыми можно войти в отель, – железные ступени, ведущие в северное крыло здания, и двери холла. Поскольку атаковавший меня не осмелится воспользоваться первой возможностью, ему остается эта, вторая.
Я ничего не слышал, никого не встретил, но, когда я достиг стеклянных дверей, неожиданно зажегся свет. Наступил момент, когда мой противник должен был напасть на меня, если только он не скрылся. Я заметил, что ворота были заперты на висячий замок, значит, туда пройти он не мог.
Взбешенный тем, что дал себя так легко победить, я открыл двери холла. Хозяйка сидела за конторкой портье. Она поглядела на меня своими зелеными глазами, а ее попугай издал пронзительный крик.
– Ваш муж прошел через эту дверь, – сказал я. – Где он теперь?
– Никто не проходил через эту дверь, – ответила она хриплым голосом и принялась унимать попугая, продолжавшего кричать. Я вышел во двор, резко хлопнув дверью. Когда я подошел к лестнице, мне пришла на ум мысль собрать осколки моего карманного фонаря, чтобы я мог показать их полиции в качестве доказательства. Я поспешно поднялся по железным ступеням и когда открыл дверь в коридор, слуга так на меня поглядел, что по этому взгляду я сразу понял, насколько он рад вновь видеть меня рядом с собой.
Интересно, слышал ли он револьверные выстрелы? Но он ни словом не обмолвился об этом. Возможно, по-прежнему бушевавшая буря приглушала все звуки со двора. Я пришел к заключению, что револьвер был малого калибра и, возможно, его короткие резкие звуки небыли слышны.
Священник куда-то исчез, а слуга, казалось, был чем-то испуган, и около него стояла Сю. Она отчужденно глядела на меня, и, когда я вошел, из ее уст вырвалось только "ах!". Она тоже имела испуганный вид.
Носок ее красной туфли почти касался трупа, и создалось впечатление, что до моего прихода она его разглядывала.
Я спросил слугу, где отец Роберт, и он ответил, что не знает, так как священник ушел сразу после меня. Я спросил его:
– Значит, вы один оставались здесь?
– Да.
Я поверил ему, так как, отвечая мне, он задрожал.
Значит, священник и слуга были порознь, пока я находился во дворе. Я задал себе вопрос – мог ли один из них пробежать через все коридоры, лестницу и через холл и попасть во двор раньше меня и начать стрельбу. После краткого размышления я совершенно исключил возможность этого. Между тем, нужно было выяснить, кто стрелял в меня: священник, слуга или Ловсхайм.
Я решил, что последний из них.
– Да, сэр, – продолжал слуга. – Я все время был один, пока не пришла мисс Телли.
– А почему внезапно погас свет?
Он пожал плечами и развел руками.
– Понятия не имею, мне самому было страшно в темноте одному. Мне чудилось, будто мертвец двигается.
В ответ на эти слова Сю вздрогнула и сказала, порывисто дыша:
– Несомненно, это был ветер.
Мне хотелось на минуту удалить слугу, и я сказал ему:
– Будьте любезны, принесите дрова в мою комнату. Огонь почти угас, а сейчас придет полиция и будет нас допрашивать.
По выражению его лица я видел, что он понял мое желание остаться наедине с девушкой. Когда он ушел, я повернулся к Сю.
– Вы знаете этого человека?
– Нет, – ответила она, немного отпрянув назад.
– Не пугайтесь. Я хочу помочь вам. Скажите мне откровенно, вы когда-нибудь видели его?
Она нагнулась и стала внимательно разглядывать труп. Вопреки моему ожиданию, это нисколько не взволновало ее. Затем она подняла голову и сказала тихим и серьезным: голосом фразу, которую я часто потом вспоминал:
– Насколько я помню, я никогда не видела этого человека.
– Это не тот тип, который хотел вас похитить?
Этот вопрос, казалось, поколебал ее уверенность.
– Как же я могла бы его узнать? Ведь я в темноте не видела, как он выглядел.
Она была смертельно бледна, и на лице ее был страх.
– Почему вы вышли из моей комнаты, не дождавшись меня?
– Я испугалась. Когда вы ушли, меня охватил панический ужас. Я вышла вслед за вами, надеясь застать вас еще в коридоре. Но когда я подошла к своей двери, то заметила, что ключ находится в замочной скважине. Я задала себе вопрос, почему я вам сказала, что ключ висит на доске у портье.
Мне не понравилось, что она таким образом пыталась объяснить мне выдумку насчет ключа, хотя я не спрашивал ее об этом. Ее слова звучали фальшиво.
Сознавая это, я не хотел смотреть на нее, так как знал, что стоит мне сделать это, как я тотчас же поверю ей. Однако обстоятельства вынуждали меня быть осторожным.
– Я не могла ждать вас в комнате, – повторила она.
– А сколько времени вы меня дожидались?
– Не больше минуты или двух.
– За это время мог ли я уже успеть дойти до холла?
– Ах, нет, – ответила она. – Я ушла гораздо раньше. – А затем, после минутного размышления, добавила: – По правде говоря, когда на меня нападает страх, я всегда начинаю считать. Так и на этот раз: я хотела сосчитать до ста, затем повторить это два или три раза, пока вы не возвратитесь. Но только я успела закончить первую сотню, как меня обуял страх. Я бросилась бежать со всех ног.
Задыхаясь, она замолчала, но тотчас продолжала более уверенным тоном:
– Я прекрасно понимаю, что глупо так пугаться.
Мне хотелось ей верить, но я не мог. Весь этот рассказ о страхе и о счете звучал чистым вымыслом. Кроме того, я отлично помнил, что видел ее тень, промелькнувшую по коридору, а промежуток времени между моим уходом к ее побегом был больше, чем она говорила.
Я хотел задать ей еще много вопросов, но наши взгляды встретились. И я не мог произнести ни слова. Все мои сомнения мгновенно рассеялись. Я взял ее за руку, и мне стало стыдно, что я могу усомниться в ее искренности. Мы молча стояли, и в это время до нас со двора донеслись голоса.
Полицейские в темно-голубых формах шныряя взад и вперед, создавая впечатление, что их гораздо больше, чем было в действительности. Теперь они поднимались по лестнице в сопровождении Ловсхайма и его жены.
Сю Телли и я ушли в комнату. Несколькими минутами позже весь отель был заполнен полицейскими. Осмотр трупа длился очень недолго, и вскоре Ловсхайм и двое полицейских вошли в мою комнату, в которой было теплее и светлее. Начался разговор, и я оказался в незавидном положении, так как знал всего несколько французских слов. Мадам Грета на это рассчитывала и использовала в своих целях мое незнание языка. И я это понял, хотя не знал, о чем она говорила.
В этот вечер полицейские задали мне немного вопросов. Они лишь расспросили меня, как я нашел труп и каково было его положение. Вопросы мне задавал очень молодой офицер, худой, с живыми глазами и ловкими движениями. Он очень медленно говорил по-английски, но грамматически вполне правильно строил предложения. Мои ответы он переводил комиссару полиции, старику с седыми усами.
В начале допроса зеленые глаза Греты выражали удовлетворение человека, который много знает. Однако их выражение совершенно изменилось, когда я начал рассказывать полицейским, как в меня кто-то стрелял во дворе.