***
Тот, мартовский день, 1814 года, ему парижскому полицейскому, было непросто вспоминать. Но он остался жив, и он навсегда запомнил лицо того русского, пощадившего его в тот день. Он был неотличимо похож на этого фермера. Во Франции осталось немало русских солдат, и кто знает, может, это он?
Дармье не привык сомневаться или трусить, и весь подобравшись, решительно подошёл к этой паре.
- Мсье, позвольте к вам обратится. Лучше начистоту, я не причиню вам зла, - говорил француз, смотря снизу вверх, - вы из оставшихся здесь русских?
- Точно так, мсье, - ответил незнакомец с явным акцентом, - теперь я французский подданный.
- Еще вопрос, вы были в битве при Фер- Шампенуаз? - уже не так твердо спросил Дармье.
- Да, я служил в кавалергардском полку. Моё имя Федот Андреев, унтер-офицер.
- Пьер Дармье, к вашим услугам, мсье. Вы сохранили мою жизнь, хотя могли легко убить меня. И отчего же вы так поступили?
- Не хотел. И так немало людей убил, зачем лишнюю кровь лить?
Его жена, побледневшая, крепко вцепилась в мужнину руку , словно пытаясь защитить этого великана.
- Он никому не причинил тут зла, мсье полицейский. Вы не можете его ни в чём обвинить, - говорила молодая женщина, смотря в глаза полицейскому.
- Мадам, - и Пьер снял шляпу, - я скорее обязан жизнью вашему мужу. Позволю представится- Пьер Дармье, - и он легко, поклонился, чуть качнув головой, всё держа головной убор в руке.
- Сабин Андрэ, - представилась женщина, чуть присев в поклоне.
Краска вернулась на её лицо, она обаятельно порозовела, и теперь выпустила руку мужа.
- Вы что-то ищете? Вас проводить?- предложил Дармье.
- Сабин хотела прикупить что-то из тканей, скоро ведь праздники, я же хотел прицениться к инструменту по дереву. Верстачок с тисками, пару напильников, струбцины. Столярный стол я сделал сам.
- Вы кузнец?
- Колёсник, ну и корзины, да и соломенные шляпы плету, - и он рассмеялся, - не думал, что шляпы будут так хорошо продаваться. Привезли, и колёса, и корзины- всё раскупили сразу, весь товар, даже не поверил, - по -доброму улыбался великан.
- Я всё тут знаю, - припомнил хорошие лавки Дармье, - я вас провожу. Но, может, досмотрите Елисейские поля? Здесь можно выпить хороший кофе, я угощаю.
- Непривычно всё, - нахмурился Федот, - одни баре здесь сидят, - выразился неясно русский.
- Вы поймите, Пьер, муж на родине, в России был рабом, крепостным, - Сабин добавила неясное и непонятное слово для парижанина.
- Во Франции даже негры не рабы, - нахмурился Пьер, - еще во время республики рабство было запрещено.
- А в России людей продают и не стыдятся писать об этом в газетах, - говорила, глотая слова, женщина, - Федот показывал мне листок. Там было объявление о продаже его сестры.
- Проклятье, - вырвалось у парижского полицейского, - и он верно сделал, что остался у нас, - и он добавил, успокоившись, - Тем более посмотрите на наши прекрасные места. Теперь это ваша родина, Федот. На Елисейских полях есть чудесная кофейня господина Лорана. Собирается отличная публика.
- Давай зайдем, Федот, - попросила Сабин мужа.
- Почему нет? - согласился и мсье Андрэ.
Заведение было недалеко, они прошли с сотню шагов и Пьер открыл двери, и проводил внутрь новых знакомых. Они сели за стол, с красивой скатертью, заказали кофе и прекрасные булки. Семья Дармье также держала пекарню, но здесь подавали просто прекрасные вещи, из тонкой сеянной муки. Вскоре принесли кофейник, чашки и выпечку, всё на подносе. Русский уже пообвык жить во Франции, но изящная посуда привлекла его внимание. Он с любопытством осматривал сервиз, и особенно превосходную роспись чашки.
- Очень красиво, - только и сказал.
Сабин разлила ароматный горячий кофе по чашкам, рядом лежали свежие круассаны, и они неплохо закусили. Большинство столиков этого прекрасного кафе были заняты, сидели здесь и отдыхающие иностранцы. Русский внимательно глянул на полного, если не сказать жирного иноземца, и усмехнулся, и обычно приветливое его лицо, потемнело от ненависти. Полный незнакомец, видно тоже узнал Федота, и резко вскочив, подошёл к их столику.
- Ты поедешь со мной, Федот - сказал незнакомец, хватая того за плечо, - в Россию.
- Шёл бы ты барин, - ответил богатырь, схватив своей железной рукой холёные пальцы дворянина, и немного согнув, так, что был слышен неприятный хруст, и толстяк упал на колени.
- Вы же полицейский, - закричал барин, обращаясь к Дармье, - задержите моего крепостного. Он мой человек!
- Мсье, - вежливо отвечал полицейский, - это решительно невозможно.