- Кончай работать, в церковь пошли. Хозяин наш преставился, - и Кузьма Петрович, старый приказчик Тельновых, сняв такой же старый цилиндр барина, перекрестился, смотря на икону в красном углу.
- Пошли, Фома, - тихо сказал мастер, - кончилось наше спокойное житье.
Федот оглянулся на наставника, но только пожал плечами. В работном доме остался мальчишка, брат Фомы, присмотреть за огнём, с которым всегда шутки плохи.
Шли мастеровые, двенадцать человек, а Иван Иванович впереди всех, опираясь на палку для порядка, а не потому что ноги болят. Народ стекался к церкви, оторванный приказчиком ради скорбного повода.
Проснулась деревенька от недоброй вести. Барин их, незлой Георгий Петрович, преставился. Тело привезли в старую каменную церковь на окраине деревни - отпевать. Видел Федот и жену барина- Екатерину Алексеевну, с заплаканным лицом, и черной шалью на голове, держащейся за руку сына, Евгения Георгиевича, тоже в траурном наряде. Поп проводил службу полным нарядом-стояли долго, ладан из кадила тоненькой струйкой поднимался к расписанными старыми фресками куполу церкви. Юноша больше смотрел на строгие и красивые фигуры апостолов и святых, чем на гроб и родных барина. Наконец, служба закончилась, и шестеро дюжих мужиков понесли гроб к уже готовой могиле около церкви. Но не простой ямине, а фамильному склепу, заведенному по европейской моде ещё дедом умершего барина.
Надо было работать- да приказчик всех в церковь отправил, что бы честь хозяйскую соблюсти. Так что не воскресенье- а выдался сегодня выходной день.
Закончилось всё- и разошлись люди по домам, даже и не знал теперь Федот, чем всё закончится для них.
Прошёл месяц, и второй, да ничего не случалось. Молодой барин укатил в Москву, служить службу чиновную. А в Тельновке всё шло своим чередом, только про оброк да барщину помещики не забывали.
***
Минул год, всё шло своим чередом. Работный дом приносил Тельновым громадные доходы, так что приказчик попусту не заходил, а оставил следить за порядком Ивана Ивановича. Барыня тоже была ласкова, но по- своему. В деревне народ почти и не пороли, только если пастуха Аркадия, названного так покойным Тельновым в час увлечения "Буколиками" Овидия. Этот страж овечьих стад, совсем не напоминал стоглазого Аргуса, а уж скорее веселого Силена, и частенько развлекал детей, а особенно девок, игрой на дудке или рожке( флейты у него не имелось, как и арфы). Так что бывало, на скотину времени у него не было, а что бы всё же находилось, Кузьма Петрович сам и порол пастуха, ведь казачков да гайдуков из отставных солдат в деревне не водилось. Старый барин служил по гражданской, а не военной части, и вышел в отставку коллежским секретарем.
Близилась Купальская неделя. Готовили во всех избах и праздничное угощение, да и одежду новую.
- Федот, ты уже домой идёшь?- спросил Фома, - да я бы с тобой прошёлся, и поговорим.
- Пошли, да и твой дом недалеко, - ответил юноша.
По правде сказать, дом Фомы да и его отца с матерью и двумя братьями и сестрой был как раз на другой стороне Тельновки. Парень нарочито не торопясь уложил инструмент в ящик, поправил рубаху, одел картуз на волосы, обрезанные сестрой в кружок, и пошёл домой, с ним двинулся и Фома, тоже заведший себе вместо войлочный шапки картуз, да еще и с лакированным козырьком.
Колея на дороге была пробита колесами тяжёлых телег, так что травы росло мало, но навоза от коров лежало много, и Федот шёл осторожно, что бы травой не очищать красивые кожаные голенища обновки. А чего себя не побаловать? Денег, почитай по шесть рублей в месяц зарабатывали, да серебром, а не бумажками. Барыня спасала, сметлива очень. Хоть часты стали рекрутские наборы, да платила Екатерина Алексеевна соседним помещикам за рекрутчину, они в очередь посылали мужиков на царскую службу. Кого? Да кто хуже всех для помещика, ленивый или буйный, того и в солдаты.
Вот и изба, и пес, рядом крутится. Федот снял картуз, пригладил волосы обеими ладонями, как научился у Ивана Ивановича, и отворил дверь.
Прошел через сени, в доме всё хозяйничала Марфа, да и не одна. С ней рядом стояла и Алёна, улыбчивая сестра Фомы, младше его на два года, девица пятнадцати лет. Да и Федот уж теперь не ребенок, семнадцать годов. И Фоме столько же. Юноша давно уж понял, чего к ним Фома захаживает, но пристали к нему многие привычки наставника- только улыбался, да делал вид, что не понимает, что к чему. Всё равно сестру замуж отдавать - а Фома не старый, толковый, да и умом не обижен. Раньше сватов к сестре не засылали, с их-то сиротством, но недавно бабка Лукерья заходила, да всё длинным носом вертела, что да как, каков достаток в доме? Да приданое у Марфы? С крыльца не спустишь- старая, да и не принято. Даже барыня уж очень её уважает и зовет не иначе, как моя Афродита или бескрылый Эрот. Что за Ерот, черт его знает, чертыхнулся про себя юноша. А вот чего Алёна? Да ему-то жениться рано, как бог свят.