Сверре ответил уклончиво:
– Но ведь наши профсоюзы уже выделили пятьдесят тысяч крон в испанский фонд. Скоро у нас будет организован комитет помощи.
– Мало посылать только одежду и консервы. Если испанцы не получат оружия и боеприпасов, конец будет таким же, как в Абиссинии.[50]
В жилы шведской экономики влилась свежая кровь, пролитая на полях сражений в Испании, и на пароходных линиях наступило оживление. Бьёркнер нанялся на судно, перевозящее железную руду, и исчез из Стокгольма.
В один из вечеров в начале декабря, когда Оке работал сверхурочно и поздно вернулся домой, его встретила в коридоре хозяйка.
– Вам звонил какой-то Гоффен или что-то в этом роде, – сообщила она. – Просил прийти в ресторан «Будапешт».
«Пешт» находился в Клара и пользовался дурной славой, несмотря на доступные цены и неплохой струнный оркестр в венгерских костюмах. Оке сразу растерялся при виде нарядной ливреи швейцара, а метрдотель совсем доконал его строгим вопросом:
– Господин пришел один?
Зачем Геге выбрал такой ресторан, где требуется столько церемоний, чтобы получить место за столиком? Оке отыскал его в дальнем конце зала, в плохо освещенном углу, где обычно укрывались влюбленные парочки, а также люди, не склонные афишировать свое присутствие. Вместе с ним сидели Аксель, немецкий беженец, известный в клубе АБФ под именем Карла, и… Бьёркнер.
– Ты надолго на берег? – спросил удивленный Оке. Вместо ответа Бьёркнер подозвал официантку:
– Будьте добры – еще бутылку и два бокала.
– Хватит одного, – возразил Аксель. На столе перед ним стояла чашка кофе.
– Тебе придется пить вино, чтобы не умереть от жажды, так что привыкай сразу.
Бьёркнер рассмеялся с деланной развязностью и вылил остатки вина в свой бокал. Немец, называвшийся Карлом, недоверчиво глянул на Оке. Можно ли положиться на этого юнца?
– Хорошо, что ты пришел, – сказал Геге. – Он затянулся своей трубкой и произнес негромко: – Вот эти ребята отправляются сегодня вечером в Испанию. Но чтобы никто об этом не знал, пока они не переберутся через границу!
Оркестр заиграл сентиментальную мелодию «Мусталайнен», химическая блондинка за соседним столиком принялась подкрашивать губки. Со стороны кухни донесся чей-то голос:
– Два жарких!
Эти банальные детали с неожиданной остротой запечатлелись в сознании Оке, в то время как он силился понять значение принятого товарищами решения во всей его полноте. Скоро они окажутся в самом центре событий – > в непрерывно обстреливаемом и бомбардируемом Мадриде. Фронт проходил по западному предместью города, где три батальона добровольцев со всего света остановили первый штурм франкистов.
– До сих пор в Интернациональной бригаде не было ни одного шведа. Мы надеемся, что их станет там много, после того как узнают о нашем отъезде, – сказал Аксель.
Оке удивило, что Аксель, сверх всякого ожидания, держался спокойнее, чем Бьёркнер. А впрочем, это необычное хладнокровие и уверенность Акселя были понятны: впервые за много лет он точно знал, что будет делать завтра и послезавтра, знал, что наконец-то оказался нужен, и был хорошо подготовлен к выполнению того, что от него потребуется. В армии он считался одним из лучших пулеметчиков своей роты.
– Но с этим галстуком тебе придется расстаться! – воскликнул Бьёркнер.
И Карл поддержал его:
– Наин. Нехорошо.
Аксель обиделся:
– А что плохого в том, что он красного цвета?
– Да еще к синей рубахе! Ты мог бы с таким же успехом повесить на груди плакат: «Коммунист; направляется в Испанию».
– Ну и что же? Мы ведь не через Германию поедем.
– Все равно. Во главе парижской полиции стоит корсиканский фашист.
Геге тоже считал, что следует быть предельно осторожным, хотя бы ради немецкого товарища. Он снял свой скромный галстук в голубую полоску:
– Давай поменяемся.
Карл то и дело поглядывал на часы, советуя товарищам поспешить с обменом и допивать вино.
– Лучше попрощаться здесь, а не на вокзале, – предложил он, когда они вышли на улицу.
Геге попытался скрыть свои чувства за вымученной шуткой:
– Счастливо! И не давайте маврам перерезать вам глотку. От их грязных ножей легко может случиться заражение крови.
Оке крепко сжал руку Акселя и смог только повторить: «Счастливо!», хотя это, пожалуй, звучало странным напутствием для будущих фронтовиков.
– Спасибо за дружбу, – ответил Аксель тепло.
– Мы напишем при первом же случае, – обещал Бьёркнер.
Карл забыл от волнения, что должен играть роль шведского коммивояжера, и заговорил на родном языке:
– Ауфвидерзеен!
Это была единственная немецкая фраза, которую знал Оке. До свидания… Увидит ли он еще когда-нибудь хоть одного из этой тройки, направляющейся сейчас к Центральному вокзалу?
ХVI
Улицы залиты ослепительным солнечным светом, струящимся из светлой прозрачной выси. Один за другим идут люди в спортивных костюмах и с лыжами на плечах.
«Сегодня, пожалуй, погода даже чересчур хороша», – додумал Оке, одеваясь.
Многие успеют отправиться на воскресную прогулку еще до того, как сборщики средств обойдут свои кварталы. На этот раз речь идет не о поношенной одежде для раздетых испанцев – собирают деньги для шведско-норвежского госпиталя.
Хозяйка постучалась и вошла, неся утренний кофе. Эта честь стала выпадать на долю Оке с тех пор, как он расщедрился и решил платить за всю комнату, расставшись с возчиком молока, – тому надоело скитаться по углам, и он нашел себе отдельную квартиру.
– Писем нет?
– Нет. Видно, забыла она Андерссона… Но вы не расстраивайтесь, мало ли еще девушек в городе!
Оке натянуто рассмеялся, стараясь утвердить хозяйку в ее догадке. Почему молчат Аксель и Бьёркнер? Вот уже скоро два месяца, как он получил несколько строк, набросанных на листке из блокнота: «Сегодня ночью перебрались через границу. Нас разместили в старинной крепости в горах. Внизу раскинулся город – совсем как на картине, но он переполнен женщинами и детьми, бежавшими из Мадрида. В общем, все хорошо».
А каково им теперь? Газеты сообщают о штыковых боях на мадридском фронте. А штык – это прикрепленный к стволу винтовки нож, которым вспарывают живот противника.
Оке невольно содрогнулся при мысли о том, что, может быть, именно в этот миг его товарищи дерутся врукопашную с подонками из Иностранного легиона или со страшными маврами. Оставшись один в комнате, он невольно вспомнил слышанные в детстве старые рыбацкие сказки о дурных приметах и оправдавшихся предчувствиях.
Тревога выгнала его из дому слишком рано; однако, придя к условленному месту встречи – кафе на Норра Банторгет, – он застал там и Эдит и Геге. Они склонились над картой Стокгольма.
– Как ты думаешь, справится социал-демократическая молодежь с таким большим районом? – спросил Геге.
– У них записалось вдвое больше сборщиков, чем в прошлый раз.
– Надеюсь, наша ячейка придет в полном составе, и нам не придется краснеть.
Геге очень хотелось, чтобы комсомольцы собрали больше, но в то же время он радовался соревнованию. События в Испании прогнали уныние среди рабочих, вызванное слишком легкими победами фашизма. В рабочем движении наступило небывалое оживление.
– Да, чуть было не позабыл! – спохватился Геге и протянул Оке серый конверт с испанскими марками и штемпелями. – От Бьёркнера.
«Здорово, Геге! – гласило будничное начало. – Я очутился на время в тылу после четырех недель на передовой и могу теперь отвечать на твои письма без помех со стороны летающих кусочков свинца и гранатных осколков. Шведов собралось уже довольно много, и поговаривают о том, что из нас сформируют отдельную роту. Вчера прибыла группа гётеборжцев, они пополнят наши ряды после прошедших за последние недели боев. Карл пропал во время танковой атаки. Может быть, и ему удалось спастись, но надежд мало: франкисты обычно не церемонятся с пленными. Три шведа ранены, лежат в госпитале. Фашисты стреляют разрывными пулями, после которых остаются страшные раны.
50
Абиссиния (Эфиопия) – государство в Восточной Африке; в 1935 году подверглось нападению со стороны фашистской Италик.