- Так ты из Сельна, говоришь?.. - повторил ройт задумчиво. - Невероятно. Если бы меня спросили, я поклялся бы, что ты с луны свалился. Ты что, правда собирался сесть?..
Ольгер вздохнул.
- Ну ладно, будем справедливы, я сам предложил. Мне следовало бы учесть, насколько сильно тебя треснули по голове. Тогда запоминай: слуги обедают на кухне. Чтобы не возникло никаких дальнейших недоразумений - завтракают и ужинают тоже. И еще. Когда я что-то говорю, не следует перебивать меня вопросами о том, когда ты сможешь пообедать. Это ясно?..
Альк кивнул, кипя от возмущения. "Да хватит уже распинаться! - думал он, сверля глазами ройта. - Мне, по правде говоря, не важно, где я буду есть - на кухне там, на чердаке или в чулане. Только бы без лишних проволочек"
Надо думать, эти мысли отразились на его лице, поскольку продолжавший наблюдать за ним Ольгер задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику своего кресла. Но придраться было не к чему, и ройт сказал:
- По поводу твоих обязанностей. Будешь помогать по дому Квентину и прислуживать мне лично. Кроме того, с завтрашнего дня займешься лошадьми. Их у меня всего две: Янтарь и Шелковинка. До сих пор с конюшней управлялся Лесли, но для одного работы многовато. Будешь помогать ему. Обычно те, кто занимается конюшней, в доме не прислуживают, но у меня всего двое слуг, если не брать в расчет тебя, так что придется тебе заниматься всем понемногу.
- Я не умею чистить лошадей, - сумрачно сказал Альк. И, поймав взгляд собеседника, добавил - Ройт.
- Научишься, - заверил Хенрик.
"Даже не подумаю" - мысленно возразил Свиридов. Он не сомневался, что сбежит отсюда раньше, чем успеет превратиться в конюха.
Ольгер наконец-то сжалился над ним и приказал:
- Собери все тарелки со стола, отнеси их на кухню и поешь. А потом возвращайся, ты мне еще понадобишься.
- Александр, я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, ты вчера не был в университете... Перед отцом стоял чай в красивом подстаканнике, но приват-доцент Свиридов так и не сделал ни глотка. Сейчас он ожесточенно протирал платком свои очки, чтобы не встречаться взглядом с Альком, сидевшим на противоположном краю круглого стола в гостиной.
Свиридов-младший закатил глаза. "Ну все, пошел зудеть..." - подумал он без всякого сыновнего почтения.
Альк сгреб с блюдца ближайшую булочку с корицей, разом откусил от нее половину и, пользуясь преимуществом, которое давал набитый рот, довольно неопределенно отозвался:
- Угмм-уммму.
Отец перестал протирать очки и, водрузив их на нос, посмотрел на Алька укоризненно - точнее, попытался, потому что осуждение довольно плохо сочеталась с жалостным, будто у замерзающей собаки, взглядом.
- Александр... ну давай поговорим серьезно. Ко мне в прошлый вторник заходил Ланцовский.
- Удивляюсь, как ты только можешь принимать этого черносотенца, - ввернул Свиридов-младший, в глубине души надеясь, что это сработает, и разговор удастся перевести на политику. В подобных обсуждениях все козыри всегда были у Алька, потому что отец сам стыдился своего реликтового, ископаемого либерального мировоззрения, и всякий раз сдавался под напором Алька, мыслившего куда радикальнее, а следовательно, и прогрессивнее. Но на сей раз уловка не сработала. Приват-доцент проигнорировал наживку и продолжал гнуть свою собственную линию:
- Так вот Лев Николаевич мне... ну, как бы намекнул... что ты на лекциях бываешь реже, чем курсистки-вольнослушительницы. Професср Бэр тобою крайне недоволен. Если и дальше так пойдет, экзамены тебе не сдать.
Альк, наконец, взорвался.
- Профессор Бэр! Этрусская культура, тирания Суллы!.. Ну конечно, тиранией Суллы заниматься куда проще, чем такой же тиранией Николашки. Интересно, он про стачку на Путиловском заводе слышал, или у него вместо газет - папирусы и глиняные черепки?.. Осточертело!
Возмущение Алька было не совсем искренним. Если профессор Бэр не знал о стачке на Путиловском заводе, то и сам Свиридов знал о ней - если не брать в расчет три строчки, напечатанных в "Известиях" - только из хвастливых откровений Милькиса с Лопахиным, которым он не слишком доверял. Уж очень героическими деятелями в этих рассказах представала эта парочка, в то время как все остальные выглядели, в лучшем случае, колеблющимися тупицами. Но сейчас Альк почти забыл о тех своих сомнениях.
- И я тебя прошу, нет, даже умоляю: хватит уже, наконец, совать свой нос в мои дела! - бушевал он, держа вилку, как конкистадор - свой меч. - Отстань! Просто оставь меня в покое! Это что, так сложно?..
Альк не обратил внимания, когда отец успел подняться из-за стола, но тот вдруг стиснул пальцами его плечо и принялся трясти, как грушу. Это поведение так мало походило на его обычную манеру, что Альк крайне удивился и резко взмахнул рукой, пытаясь избавиться от неожиданной помехи.
А потом упал - но не со стула в их гостиной, а с грубо сколоченного лежака, застеленного узким войлочным матрасом. И тюфяк, и одеяло оказались на полу одновременно с ним.
Ударившись о жесткий пол локтями и коленом, Альк кое-как подтянул под себя ноги, сел и ошалело заморгал.
- Проснулся, наконец, - хмыкнул стоявший рядом человек. - А я было решил, что ты сошел с ума.
- Где я?.. - пробормотал Свиридов, глядя на покатый низкий потолок и паутину, затянувшую маленькое, будто отдушина, окошко наверху. Потом он покосился на своего собеседника и, узнав в нем Хенрика Ольгера, с ужасом понял, что и дом, и разговор с отцом ему просто приснились.
- То есть все-таки сошел?.. - мужчину все происходящее, похоже, откровенно забавляло. - Я сказал Квентину, чтобы он тебя разбудил и приказал тебе спуститься, но старик пришел назад ни с чем и клялся, что в тебя вселились злые духи, и ты бредишь на каком-то незнакомом языке. А если к тебе подойти, то начинаешь драться. Злые духи - это слишком любопытно, чтобы пропустить такое зрелище, так что я пришел сюда сам. Но, к сожалению, к тому моменту ты уже заговорил по-нашему.
Судя по насмешливой, но, в общем-то, не злой улыбке, настроение у Хенрика было приподнятым. Вообще вид у него был куда более простым, даже домашним, чем вчера. Одежду ройта составляли только брюки и холщовая рубашка со шнуровкой возле ворота. Перевязи на нем не было, а давешнюю саблю в темных ножнах он держал в руке.
Свиридов задался вопросом, что Ольгер успел услышать и понять из его слов. В их отношениях с отцом не было ничего такого уж особенного, но при мысли, что "свидетелем" из разговора мог стать посторонний человек, Альку внезапно сделалось не по себе.
- И долго ты еще думаешь рассиживаться на полу?.. - осведомился Хенрик с неподдельным интересом. - Я и так по твоей милости потратил уже кучу времени. Вставай.
"Какого еще времени?.." - подумал Альк. Судя по бледно-золотому свету, сочившемуся из открытого окошка наверху, сейчас должно было быть около шести, самое позднее - семи часов утра. Они тут что, всегда встают в такую рань?
Тем не менее, ему пришлось подняться, кое-как побросать на лежак свою постель и вслед за Хенриком спуститься вниз, на задний двор, куда вела скрипучая узкая лестница. Ройт указал ему на выдолбленный в камне желоб и не небольшой колодец, размещавшейся в углу двора, и приказал:
- Набери воды для умывания.
Альк опустил ведро в колодец и обернулся, чтобы посмотреть на ройта. Оружие, которое сначала показалось ему чем-то вроде сабли, в действительности представляло собой узкий длинный меч, с которым ройт, похоже, превосходно управлялся. Темные с проседью волосы ройта были перевязаны тесьмой, чтобы не лезть в глаза. Мужчина двигался с пластичностью балетного танцора в Мариинском театре. Альк злорадно фыркнул, вообразив Ольгера в виде Вацлава Нижинского на одной сцене с Павловой или Карсавиной. Вот это была бы картинка... Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться в голос, и начал вращать скрипучий ворот, изредка поглядывая на Хенрика через плечо.
Правда, вскоре Альку стало не до смеха. Одна серия стремительных ударов сменялась другой, а ройт не демонстрировал никаких признаков усталости, хотя рубашка возле ворота успела потемнеть от пота. Теперь было видно, что это не только сильный человек, но и довольно молодой еще. Когда, примерно полчаса спустя, ройт Ольгер наконец-то вбросил меч в ножны, его темные глаза блестели, а лицо казалось куда более живым и выразительным, чем накануне. Сейчас ему вполне можно было бы навскидку дать лет тридцать.