2
Через два дня, ранним утром, за мной приехал тот же одноглазый возчик, что возил нам продукты. У меня все было собрано, да и много ли вещей у деревенского паренька — смена белья, пояс, взятый у разбойников меч, да запасные ичиги из оленьей шкуры, ну и немного еды. Меч я завернул в холстину, так как не считал его возможным повесить на пояс, ведь я им не умел пользоваться. После недолгого раздумья я взял свой лук и все стрелы, а так же охотничий нож и отнес их к дому старосты. — Дядька Иов, забери, деревне они будут нужнее. Может быть подберешь кого из пацанов на мое место. Он кивнул головой и внимательно посмотрел на меня. — Не бойся, мать в обиду не дадим, и в беде поможем. Станешь знатным господином, нас не забывай…
С матерью я попрощался скомкано. Я все боялся, что она расплачется, а вместе с ней и я. Достал из мешочка все монеты, пересчитал их и отдал матери большую часть. Она метнулась в избу и вскоре вернулась ко мне, что то зажав в руке.
— Вот, кольцо твоего отца. Прости Свен, я поклялась самой страшной клятвой Всеблагому — твоей жизнью, что никогда ничего тебе о нем не расскажу. Прости. Я взял кольцо и внимательно его рассмотрел. Серебряный обод с четырьмя маленькими камешками, два зеленых и два красных. Кольцо конечно мне было велико и я его пристроил рядом с первой своей золотой монетой на шею. После чего поцеловав мать, не оглядываясь пошел к возу и уселся рядом с одноглазым.
У самой опушки я не выдержал и оглянулся. Мать стояла на пригорке и махала мне рукой. Я махнул ей в ответ и мы въехали в лес. Невесёлые думы одолевали меня. Я ещё никогда не уезжал из дома. Как там все сложится, приживусь ли я в замке, подойду ли лорду? Одноглазый, что все это время хранил молчание, видимо понимая мое состояние, пробурчал: — Не боись, парень, лорд добрый, — а потом подумав добавил, — когда не злой. После этого опять надолго замолчал. Через некоторое время, когда дорога вот вот должна была спуститься в овраг, он из охапки сена достал заряженный арбалет и увидев мой удивленный взгляд, нехотя пояснил:- Не спокойно у нас тут стало в последнее время. Появились охочие до чужого добра. До смертоубийства правда не доходило, но крестьян, что везли подати лорду пощипали, так что будь готов если что. Ни слова не говоря, я поправил нож и достал из холстины меч. — Так это ты тот парень, что положил трех разбойников? Я кивнул головой. — Я думал ты старше. Сколько тебе годков то? — Скоро будет 14. — Мечом то пользоваться умеешь? В руках держал? — Нет, я предпочитал лук. — А сейчас пошто его не взял? — Он в деревне нужнее.
В это время небольшая лошадка, что неторопливо тянула наш возок внезапно остановилась, а возле неё, как из под земли вырос бородатый мужик. За поясом у него была сломанная коса, обмотанная каким то тряпьем, что по видимому заменяло ему ручку. Схватил её за уздцы и этак весело сказал: — Хватит, накатались, теперь это лошадка наша, как и все в телеге. Правда Остя? — Ага, — и из придорожных кустов вышел верзила с увесистой сучковатой дубиной в руках. Одноглазый быстро поднял арбалет и почти не целясь выстрелил в того бородатого, что держал лошадь, а я выхватив нож, без колебаний метнул его, целясь в глаз верзиле. И одноглазый и я попали. Выхватив меч, я соскочил с возка и посмотрел в сторону кустов, откуда вышел верзила. Они зашевелились, там раздался треск сломанных веток и громкий топот с причитаниями.
— Теперь верю, паря, что это ты завалил всех троих разбойников, — сказал возчик выдергивая болт из груди бородача. Нож то подать тебе? Я кивнул головой. Он подошел к здоровяку и вытащил у него из левого глаза мой нож, что торчал в глазнице почти по самую рукоятку. Обтерев нож об тряпьё того, которого звали Остя, он протянул его мне и с удовлетворением сказал:- Вот и ещё мир чище стал. Потом оттащил трупы в сторону от дороги и обыскал их. В сердцах сплюнул. — Босота, но уже кого то грабили. И показал мне найденные женские сережки и два колечка.
— А их надо было убивать? — Да. Они уже почувствовали свою безнаказанность и тягу к легкой наживе. Не надо пахать, работать, вот так подкараулил, обобрал и гуляй себе на здоровье…
Дальше мы ехали молча, каждый думал о своем. Я не чувствовал ни раскаянья, ни угрызений совести за то, что лишил человека жизни. Все это произошло как то обыденно и в моей душе ничего не дрогнуло.
Уже затемно мы подъехали к замку… Его громадина высилась на крутом холме, даже наверное не холме, а небольшой горе. В темноте он казался мне очень высоким, мрачным и даже злым. Во рву, что окружал замок поблёскивала вода, но мост через ров был опущен, и не потому, что ждали нас, а потому, что лорд считал, что ему в настоящий момент ни кто и ни что не угрожает. Потом я узнал, что опущенный мост первый признак могущества. Как бы вызов окружающим, — я вас не боюсь, а вы меня опасайтесь. А вот ворота оказались закрытые и одноглазому пришлось долго перепираться с охраной, что бы их открыли. На открыли только одну створку, и телега спокойно прошла. Я вертел головой во все стороны. После приземистых деревенских избушек замок произвел на меня неизгладимое впечатление.
— Сегодня переночуешь в конюшне, а завтра лорд определит тебе место. Пойдем. И я вслед за одноглазым пошел в конюшню. Такого просторного помещения я ещё не видел. В деревне было две лошадки, но они содержались в общем хлеве с другой живностью. А тут только стойл я насчитал несколько десятков и это только с одной стороны. В конце конюшни к стене была прислонена массивная лестница, что вела на чердак. От туда вкусно пахло сеном и ещё чем то непонятным, но тоже вкусным. В животе предательски заурчало. Тут только я почувствовал, как проголодался, ведь с самого утра я ничего не ел.
— Перекусить то есть что, а то боюсь, что и на кухне ничего не осталось кроме хлеба и сыра. Да и не пустят тебя сейчас в замок, а кухня аккурат в нем в правом крыле. До утра потерпишь, а утром я приду и тебя разбужу. Если будешь замерзать, то там найдешь попоны, их постелешь и ими укроешься. Огонь не разводи. Ну, иди, отдыхай. Завтра лорду доложим о разбойниках. И учти, здесь встают рано, не как у вас в деревне. Я усмехнулся. В деревне встают затемно, что бы с первыми лучами солнца быть в поле или на лугу. Правда и ложатся рано, что бы не жечь понапрасну лучины. А масляные светильники были только у старосты и моей матери, и зажигались в очень редких случаях.
Поднявшись по лестнице я попал в сенное царство. Пахло разнотравьем. А на балках весели ещё какие то пучки. Почти на ощупь я нашел кучу попон, от которых пахло лошадьми, расстелил несколько штук прямо поверх здоровенной охапки сена, уселся и достал свой немудреный ужин. Перекусив и утолив голод, накрывшись ещё одной попоной, положив меч под голову, я стал прислушиваться к ночным звукам. Под мерный хруст сена и перетоптывание копыт я незаметно заснул. Проснулся я по привычке затемно, да и надо было бы найти отхожее место. Собрав все свои немудреные пожитки я спустился вниз. Там уже суетились первые конюхи, которые кормили и поили лошадей. На меня никто не обращал внимания. Все были заняты делом. Наконец то появился одноглазый. — А я думал тебя будить придется. — Слушай, а где тут отхожее место? Да и умыться не помешает. — Отхожее место для прислуги за конюшней, а умыться можешь у колодца для слуг. Там специальное корыто для этого приспособлено. И поторопись, скоро завтрак, а там и лорд встанет.
Быстро сделав все свои дела и умывшись я вернулся в конюшню. — Пошли, буду тебя знакомить с прислугой. Мы обошли замок с правой стороны. Янус, — так звали одноглазого, пояснял.,- Центральный вход только для благородных и в том случае, если тебя зовет лорд или члены его семьи. Во всех остальных случаях пользоваться только правой дверью. Левой дверью пользуются только приближенные лорда и воины. Твой статус пока не установлен, по этому будешь пользоваться правой дверью. Самый близкий к лорду — воин Никол. Всего у лорда четыре воина, каждый из которых имеет свой небольшой надел и пару, тройку своих служек. А у лорда их более полусотни. Правда сейчас человек двадцать с воином Простом охраняют западные деревни и ловят разбойников. Их в последнее время много развелось. Говорят там на западе голод, вот народишко и рвется в наши края.
Во время разговора мы вошли в большой зал, где дым и чад вырывался через открытую дверь с кухни и выходил сквозь открытые окна-бойницы. Вдоль стен стояли грубосколоченные, но прочные столы и скамейки. На столах было чисто и несколько дородных женщин сноровисто расставляли тарелки с хлебом и сыром.