Наконец, он выехал вперед и назначил место для исполнения своего дерзкого замысла. С плоскогорья скал не видно, и если отступить на сотню шагов от края обрыва, не увидишь и долину, огромную пропасть в тысячу футов глубиной. Почва здесь была крепкой, покрытой невысокой густой травой, на которой не виднелось ни одного камешка, и представляла собой ровный зеленый луг для опасной скачки.
Уже говорилось, что утес выдавался вперед мысом из ряда скал. Снизу, из долины, этот уступ был отчетливо виден, наверху выглядел как продолжение плоскогорья. На этом-то остроконечном утесе Карлос и предполагал остановить на бегу мустанга.
Он несколько раз проехал по выбранной местности, внимательно исследуя почву, чтобы убедиться в безопасности. Почва оказалась не настолько плотной, чтобы по ней скользили конские копыта, но и не рыхлой, чтобы увязать в ней. За ним следили Вискарра, Робладо и еще несколько всадников, но все они держались на почтительном расстоянии от пропасти. Хотя они долгое время и жили на этой утесистой местности, среди величественных и грозных ландшафтов, но многие не решались стать на край страшного выступа и заглянуть в бездну, зиявшую под их ногами.
Спокойный, словно находясь на берегу канала, Карлос подъехал к самому краю и с удивительным хладнокровием велел провести линию. Лошадь его, очевидно привыкшая путешествовать по самым крутым вершинам, также не обнаруживала ни малейшего беспокойства. По временам, вытянув шею и заглядывая вниз, в долину, она ржанием приветствовала лошадей, которых видела издали. Карлос специально долго удерживал ее на краю пропасти, чтобы лучше освоить с опасностью, раньше, чем приступить к выполнению своего решения.
Линия была проведена на дистанцию двух лошадиных корпусов от последних кустиков травы, торчавших над бездной. Вискарра и Робладо хотели еще более сузить эту границу, но этой настойчивостью вызвали ропот негодования и даже приглушенные возгласы: «Позор!». Толпа не знала причины, руководившей ими, но чувствовалось, что, конечно, они желали гибели охотника. У каждого причина была своя. Оба они ненавидели Карлоса, но ненависть эта возникла в разное время, у Робладо – даже позже. Час тому назад ненависть Робладо приняла огромные размеры. Стоя у амфитеатра, он мог видеть, к кому относился прощальный привет белым платком. Ярость его равнялась изумлению, и он, задыхаясь, стал разговаривать со своим соперником грубо и свысока.
Как ни ужасно подобное предположение, но оба офицера были бы счастливы, если бы охотник упал с вершины утеса, в чем, впрочем, нет ничего невероятного, если принять во внимание местность, людей и то время: под небом Новой Мексики не редкость более бесчеловечные желания и действия даже теперь.
Молодой скотовод, который сопровождал своего приятеля и вместе с ним поднялся на плоскогорье, старался добиться для него более честных условий, чтобы игра шла по всем правилам. Он имел достаточно доброе сердце и разум, чтобы поддерживать правое дело, хотя бы и вопреки офицерам, и слово его не оставалось без внимания, ибо хотя он был и не особо важной особой, однако, имея приличное состояние, пользовался влиянием, которое везде в мире человеку придается богатством.
– Карлос, – сказал он, пока шли приготовления, – вижу, что никто не победит вашего упрямства, а так как мне и самому не удалось переубедить вас, то мне не хотелось бы поставить вас в затруднительное положение; не следует вам подвергаться опасности из-за безделицы – вот вам мой кошелек: возьмите сколько нужно, спорьте на сколько пожелаете.
С этими словами он протянул Карлосу кошелек, который должен был, судя по объему, вмещать значительную сумму.
По лицу охотника можно было прочесть, как он тронут этим великодушным предложением; однако же с минуту он молча смотрел на предложенный кошелек.
– Благодарю вас от души, дон Хуан, – сказал он наконец, – но не могу воспользоваться вашими деньгами. Мне достаточно одной унции золота, чтобы держать пари против коменданта.
– Возьмите больше, – настаивал землевладелец.
– Нет и еще раз нет, дон Хуан. Эта унция золота и та, которая у меня есть, – вот все, что я могу поставить. Две унции! Это самая огромная сумма, на какую только когда-либо спорил бедный охотник за бизонами.
– В таком случае, – возразил дон Хуан, – я сам увеличиваю ставку. Полагаю, полковник Вискарра, вы не будете возражать, чтобы увеличить ставку. Карлос ставит против вас унцию золота – я предлагаю спорить на десять.