Следующим помчался к монете сиболеро на своем блестящем вороном коне. Все глаза были устремлены на Карлоса. Красота юноши вызывала общее восхищение. Но мужчины упорно не признавались себе в этом и недоверчиво смотрели на белокурые волосы и нежно-розовое лицо молодого охотника. Они относились к нему с предубеждением, как к представителю враждебной им расы.
Предубеждения такого рода чужды женскому сердцу. Сеньориты, сидевшие на трибуне, отдали должное привлекательной наружности Карлоса. Не одна пара прекрасных черных глаз с восторгом следила за каждым движением белокурого «американо». Такова была национальность молодого охотника.
Но не одни только сеньориты благосклонно смотрели на Карлоса, и восторженные восклицания срывались не с одних только женских уст. Среди порабощенных, запуганных тагнос[27] были люди, сохранившие воспоминание о минувших днях и о той свободе, которой наслаждались их предки. Эти люди собирались, иногда тайком в горных пещерах, разводили «священные» костры в честь бога Кетцалькоатля[28] и толковали между собой о Монтесуме.
Несмотря на то что кожа их была значительно темнее, чем у всех остальных зрителей, они не бросали враждебных взглядов на светловолосого и белолицего американца. В их непроясненном сознании мерцали лучи будущего. Какое-то таинственное инстинктивное предчувствие говорило им, что от ига испанской тирании их освободят пришельцы с востока, со стороны великих прерий.
Карлос счел ниже своего достоинства тратить время на приготовления. Не снимая манги, он беспечно отбросил ее назад; длинные полы легли красивыми складками на круп лошади.
Повинуясь воле своего хозяина, мустанг понесся вскачь. Каждое движение колен, сжимавших его бока, было понятно ему. Он начал кружить по лугу, постепенно развивая все большую и большую быстроту.
Достигнув подходящего места, всадник направил коня к блестящему кружку золота. На трибунах стало очень тихо. Поравнявшись с монетой, Карлос нагнулся, схватил ее, подбросил в воздух и, внезапно остановив лошадь, подставил ладонь. В то же мгновение золотой очутился в его руке.
Все это было проделано с искусством и непринужденностью индусского жонглера. Даже самые предубежденные зрители не нашли в себе сил удержаться от рукоплесканий. И громкое «браво!» в честь сиболеро Карлоса снова огласило воздух.
Сержант чувствовал себя униженным. В течение долгого времени он неизменно одерживал победы в такого же рода состязаниях. До этого дня Карлос или вовсе не появлялся на праздниках, или довольствовался ролью зрителя. Полковник Вискарра тоже переживал неприятную минуту. Он был огорчен и неудачей своего любимца, и проигрышем. Два дублона составляли в те времена значительную сумму даже для коменданта пограничной крепости. К тому же Вискарра досадовал на то, что прекрасные сеньориты были свидетельницами неудачи, которой, кстати сказать, он совершенно не ожидал. С этой минуты в нем зародилась ненависть к сиболеро Карлосу.
Следующее состязание состояло в скачке к оросительному каналу, проходившему недалеко от луга. Хорошие наездники радовались возможности показать в полном блеске свое искусство.
Этот канал был настолько широк, что лошади не могли перескочить через него, и настолько глубок, что перспектива выкупаться в нем пугала даже наиболее решительных людей. Подскакать галопом к самому краю его дерзали только отважные и опытные наездники. Согласно условиям, они должны были остановить лошадь на полном скаку с таким расчетом, чтобы все четыре копыта ее отпечатались за чертой, установленной заранее и почти вплотную подходившей к берегу. Разумеется, почва у берега отличалась достаточной твердостью; в противном случае такое упражнение было бы совершенно немыслимо.
Эту трудную задачу блестяще выполнили многие. Зрители с восторгом следили за интересным зрелищем. Домчавшись быстрым галопом до указанной черты, лошади внезапно останавливались, поднимались на дыбы и замирали на месте, сверкая глазами и раздувая ноздри. Такие картины не могли не вызвать восхищения. Но были моменты, когда публика хохотала до слез. Одинаково комическое впечатление производили и трусы, останавливавшие своих коней на далеком расстоянии от берега, и неловкие храбрецы, проносившиеся за черту и окунавшиеся в грязную воду глубокого канала. В обоих случаях с трибуны раздавались иронические замечания и взрывы веселого хохота. Вид мокрых и смущенных всадников, вылезавших из воды, поддерживал смешливое настроение. Победителям, разумеется, устраивались шумные овации.
27
28