Выбрать главу

— Что, лодырь, не любишь, — закричал весело Рыжий Чорт Сверчку — поднапрись, Ваня.

Сам он вдруг он вдруг озверел, лицо покраснело, глаза засветились, и он запел:

— Что, ребята, припотели? Самогонки захотели? Эй, дубинушка, ухнем!

Ссунуты и в яму комлем столб стал подыматься. — С одной стороны его тянули веревкой, с другой подпирали баграми. Столб подымаешь, — кажется всего тяжелее, когда он уж на половину встал. В ту самую минуту, как Рыжий Чорт упёрся вагой в столб, видя, что он подается назад, Сверчок выругался, выдернул багор и закричал:

— Один работай, а пятеро сидят, — баста!

Бехтеев подхватил багор Сверчка, вонзил в столб и уперся.

— Не сдавай, товарищи. Старик, докажь молодым! Эх, кто б нам малость подсобил, — крикнул Рыжий Чорт в сторону мужиков, — товарищи, самую малость!

Мужики подгребали угольки к своим чайникам.

— Эх! Кто б нам подсобил, — кричал, весь багровый от натуги, Рыжий Чорт, — самую малость!!..

Не сговариваясь, Линь с Репейком вскочили от котла, подхватили багор и вдвоем уперлись им в столб, готовый рухнуть.

— Ай, молодчики! Ай, ребятишки! — вопил в неточный голос Рыжий Чорт, — встает, встает, встает, стоит, стоит…

Столб, подпертый баграми с трех сторон, стоял легко и прямо в яме.

Сверчок, как ни в чем не бывало, поплевал на руки, схватил заступ и стал зарывать яму.

— Чаевничают, серые дьяволы, — кивал он на мужиков.

Вечером, когда артель пошабашила и собирались спать, к палатке подошли и мужики. Около палатки стоял Старик; он процедил сквозь зубы:

— Вы бы засветло дров запасли, а то замерзнуть можно, — ночь идет крепкая.

— Как это замерзнуть? А палатка-то?

— В палатку я вас не пушу.

— Во-он что! А ты, бедова твоя голова, сурьезный.

— Ты уж и на мою долю вели сучьев набрать. Я с вами у костра ночевать буду.

— Это еще зачем?

— Да кто тебя знает: не вздумал бы ты коней угнать.

— Ах, ты, бедова твоя голова. А если я сяду на конь, да погоню.

— Вот, — показал револьвер Старик.

Черный мужик усмехнулся:

— Пойти сказать ребятам, чтоб сушнику набрали поболе: боюсь, как бы ты не простудился.

IX. Около взводного котла

Ноябрьской ночи нет конца. Еще свету не было, мужики дожгли последние сучки. Четверо дремали, а двое, Старик и Черный мужик в вязаном жилете, ни на минуту не сомкнули глаз. Сидели рядом и говорили. Обо всем переговорили, а ночь еще черна кругом завороженного морозом бора. Когда костер угас, мужик сказал:

— Дал бы топора, дров нарубить.

— Не дам.

— Ах ты, какой кремнистый! Вели мужикам-то в палатку ползти — застынут. А я уж с тобой один до света подежурю.

— Ладно.

— Хлопцы, ползи в палатку, хозяин дозволяет.

Мужики молча поднялись и ушли в палатку.

Черный весело говорил:

— Твоя сила. Звать меня, зови Михайлой, хлопцы ж у меня в руке.

Он протянул руку Старику. Тот дал ему свою.

— Утресь дивлюсь я на вас: маялись, маялись со столбом, а запрячь бы коней, да веревку через сук, одним гопом столб поставить.

— Таки сделаем, — ответил просто Старик.

Со светом разбудили артель, мужики пили чай из артельного чайника. Без слов двое взяли по шесту и пошли вместе с рабочими обивать от гололеда провода; впереди нашли еще упавший столб и поставили новый шутя, припрягши лошадей, как посоветовал Михайла.

Так взвод тельстроты двигался на запад, склоняясь вместе с телеграфной линией по просеке немного к югу, верста за верстой[5].

В день проходили не больше восьми и не меньше пяти верст. Лошади не могли добывать корму из-под ледяной корки. Овес быстро убывал, пшено тоже. Мужики съели весь свой запас и питались от взводного котла. На пятый день из бора вышли в чернолесье, а за ним открылась бурая в пятнах снега, три года не паханная степь. Сейчас за лесом, на степном бугре на линии под-ряд повалено гололедом семнадцать столбов; почти все провода оборваны иль сорваны с изоляторов, а у иных столбов, где вязка крепче, изоляторы с крючьями выдраны вон. На этой версте взвод простоял пять дней, подвесив провода на старых укороченных столбах. Впереди у взвода было еще полсотни километров голой степью. По ночам лошади храпели и бились на коновязи, чуя зверя. Ночью Линёк проснулся: ворчал Балкан. Линёк погладил: шерсть на загривке пса стояла дыбом.

Линёк прислушился и разбудил Репья:

— Волки воют.

Лагерь всполошился. Мужики вылезли из палатки к коням. Рабочие взяли винтовки.

вернуться

5

Старая верста малым отличается от новой версты — километра, в ней 500 сажен, а каждая сажень — двум метрам и 13,36 см.; в километре 468 сажен с небольшим.