— Пойдем, пойдем, — сказал Фредерик, волнуясь не меньше брата.
До пещеры было всего несколько шагов, но какой-то безотчетный страх заставлял их замедлять шаги…
Еще издали заметили они, что пещера эта искусственная и вырублена топором человека.
Герцог Норландский повернулся к брату и молча взглянул на него. Оба были необыкновенно бледны.
— Что же ты не входишь? — спросил Эдмунд, в свою очередь останавливаясь перед входом в пещеру.
Фредерик Биорн нерешительно сделал еще один шаг и остановился.
Бывший капитан «Ральфа», получивший за свою храбрость прозвище Вельзевул, дрожал от страха.
— Пропусти меня вперед, брат, — нетерпеливо произнес Эдмунд.
В этих словах Фредерику почудился упрек. Он быстро и решительно вошел в пещеру.
Глухой крик вырвался у него, и он прислонился к стене, чтобы не упасть. Вошедший за ним Эдмунд сложил руки и склонился на колени.
В пещере, недалеко от входа, на грубо обделанном табурете сидел старик с длинной седой бородой и такими же волосами. Глаза его были открыты, а голова наклонена вниз, как будто он читал рукопись, лежавшую у него на коленях.
Старик не пошевельнулся даже при входе молодых людей. Он был мертв.
Фредерик и Эдмунд догадались, что перед ними Магнус Биорн.
Так, тщетно ожидая помощи, уснул он незаметно для себя вечным сном от холода в пещере, которую вырубил во льду собственными руками.
Несколько успокоившись, братья взяли из рук мертвеца рукопись и боязливо заглянули в нее.
«Восемь лет в свободной области Северного полюса», — прочли они заголовок.
— Когда же он умер? — спросил Эдмунд.
Фредерик заглянул в конец рукописи.
Она кончалась так:
«8 февраля 1819 года. Все еще ничего!»
Значит, восьмого февраля 1819 года он еще был жив! А теперь было десятое марта того же года…
Магнус Биорн умер всего лишь месяц с лишним тому назад. Умер, полный здоровья и жизни, по неосторожности поддавшись сну на холоде.
Отчаяние братьев было безгранично. Если бы они ехали скорее и тратили меньше времени на всякие предосторожности и постройку станций, они бы поспели вовремя и спасли дядю Магнуса.
Несколько часов провели они в слезах возле мертвеца. Холод вернул их к действительности.
С помощью людей тело дяди Магнуса вынесли из пещеры и на веревках спустили вниз. Когда его спускали, вдруг вспыхнуло ослепительное сиянье. Это был магнитный свет.
Свободная земля лежала в центре магнитного полюса. Через каждые тридцать шесть часов оттуда выделялся магнитный ток и в течение восемнадцати часов освещал землю.
По временам магнитный ток достигал необыкновенной силы, и тогда его видели почти во всех странах северного полушария. Этот свет называется северным сиянием.
Когда эскимосы под начальством Густапса и Иорника вернулись на станцию, они застали странную картину. Вокруг сидящего в той же позе, в какой его нашли, Магнуса Биорн а стояли на коленях все европейцы и американцы. Это была вечерняя молитва, которую благословлял мертвый Магнус Биорн.
В сердце закоренелого бандита что-то дрогнуло. Густапс невольно преклонил колена и присоединился к молящимся. Несчастный раскаивался и уже готов был отказаться от всех своих преступных замыслов и чистосердечно признаться во всем Фредерику.
Но сама судьба была против Надода.
В ночной тишине послышались скрип полозьев по снегу и голос человека, покрикивавшего на собак.
Кто бы это мог быть?
Фредерик и Эдмунд пошли к двери, чтобы встретить прибывших, и на пороге столкнулись с Гуттором. За ним вошли на станцию Грундвиг, лейтенант Лютвиг и Гаттор.
— Слава Богу! Они живы! — воскликнул Грундвиг и бросился в объятия своего друга.
— Ура! Ура! — закричали четыре американских матроса, оставленные для охраны яхты и приехавшие вместе с матросами брига.
Все присутствующие стояли в изумлении, ничего не понимая в происходящем.
Только Густапс и Иорник догадались, в чем дело, и попытались благоразумно скрыться.
Осторожно пятясь задом, они добрались до двери и только собирались юркнуть в нее и бежать, воспользовавшись санями Грундвига и Гуттора, как богатырь, бывший настороже, схватил их за воротники.
— Стойте, канальи! — крикнул он. — Теперь уж вы не уйдете от меня!
Прибывшие с ним люди стали у двери и загородили ее.
— Гуттор, что ты делаешь? — крикнул нетерпеливо герцог.
— Сейчас, ваша светлость, я вам все объясню, — заговорил Грундвиг. — Я просто обезумел от радости, увидев вас невредимыми… Знаете ли вы, кто эти люди?.. Гуттор, стащи с него маску!..
— Я и сам сниму! — зарычал Густапс и сорвал с себя капюшон и маску.
— Красноглазый! — раздался дружный крик изумления.
Да, это был Красноглазый.
Он стоял с искаженным от бешенства лицом и сверкающим глазом и дерзко смотрел на своих врагов.
— Это я, — сказал бандит, — при одном имени которого вы трепещете. Я имел глупость дважды пощадить вас… Не бойтесь, Красноглазый не будет просить пощады, он сохранит ненависть к вам даже после смерти.
— Свяжите этого человека и заткните ему рот! — приказал герцог.
Глава XV
Последний в роду
Узнав, что Эдмунд оставил ему сани и собак, Грундвиг сейчас же хотел ехать по следам экспедиции, оставив больного Гуттора на станции. Но Эриксон решительно воспротивился этому, говоря, что Грундвига без Гуттора ему запрещено отпускать.
— Можете спросить Рескиавика, он вам то же самое скажет, — настаивал он.
— Если с нашими господами что-нибудь случится, будете виноваты вы, — пригрозил им Грундвиг.
— Что же им грозит? — спросил встревоженный лейтенант.
— Проводники — эскимосы Густапс и Иорник — хотят убить герцога и его брата.
— Но ведь в этом нет ни капли здравого смысла, — возразил Эриксон.
Грундвиг понимал, что спорить с ним бесполезно, и, скрепя сердце, согласился ждать выздоровления Гуттора.
Прошло две недели, прежде чем богатырь поправился настолько, что был в состоянии отправиться в путь.
На этот раз ни Эриксон, ни Рескиавик не препятствовали Грундвигу.
Сани уже были запряжены и все готово к отъезду, когда неожиданно приехали Гаттор и Лютвиг с десятью норландцами и четырьмя американцами, оставленными в бухте Надежды для охраны кораблей.
Что же их побудило приехать с такой поспешностью?
В нескольких словах Гаттор передал все Грундвигу.
Оружейный мастер брига частенько захаживал к своему приятелю, плотнику яхты, распить бутылочку-другую пива и раскурить за беседой пару трубок.
— Знаешь, Джемс, — сказал однажды оружейный мастер, — у тебя здесь сильно попахивает порохом, и не простым, а фейерверочным.
— У нас и в помине такого нет, — возразил плотник.
На этом в тот день и покончили.
Но в следующий раз оружейник опять заявил:
— Бьюсь об заклад, Джемс, что у тебя где-то горит фейерверочный порох.
— Да уверяю тебя, что у нас его нет.
— Ты вполне уверен в этом?
— Так ведь ключи от пороховой камеры постоянно находятся у меня. Неужто бы я не знал…
— Ну, ну, ладно!.. Не будем ссориться.
На третий день оружейный мастер, полагаясь на свое чутье, никогда его не обманывавшее, уверенно заговорил:
— Ставлю бочонок рома за то, что у тебя горит порох!
Плотник был большой любитель рома.
— Идет! — сказал он.
Приятели вместе спустились в крюйт-камеру.
Там запах горящего пороха был настолько ощутимым, что и плотник не на шутку встревожился.
Осматривая бочонок с порохом, оружейник вдруг воскликнул:
— Эге! А почему он такой легкий? И что это за штука выпущена из него?.. Ба! Да ведь это просмоленный фитиль…
Сбегав за ножницами, мастер осторожно перерезал фитиль и обезвредил опасное приспособление.
Весть о том, что кто-то подготовлял взрыв на яхте, скоро стала известна матросам обоих кораблей и возбудила самые оживленные толки.