- Надо бы пораньше пойти в волостное правление, еще до того, как народ соберется, поговорить с Сааром, - сказал Пеэтер. - Может, что и удастся сделать, ведь сойдутся все мужики, а они теперь небось настроены против мызы.
- Я один пойду. Тебе в это дело лучше не ввязываться, - сказал Матис и поглядел на жену.
Но та уже не замечала ничего, она радовалась, что Пеэтер снова дома, радовалась согласной беседе отца и сына.
- Что ж, иди, - согласился Пеэтер, достал из кармана сероватый листок бумаги и протянул отцу.
Матис встал и подошел к лампе. Без очков он разобрал только крупные буквы вверху и внизу листка. Вверху темнела строка: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Внизу: «Таллинский комитет Российской социал-демократической рабочей партии». Но, чтобы прочесть весь мелкий шрифт (он хотел все прочитать своими глазами), Матису пришлось извлечь из кармана очки. «Братья бедняки, бобыли и батраки! До каких пор будем мы поить своей кровью и потом господ? Как долго еще будем мы откармливать их своим трудом?»
Незаметно для себя Матис стал читать вслух, потом спохватился, умолк, взглянул исподлобья сначала на жену, затем на сына.
- Читай, пожалуй, вслух, - сказал Пеэтер. - Только ты, мать, держи про себя, что я принес эту листовку.
Мать посмотрела на сына и, поняв все, схватилась за фартук и залилась слезами.
- Зачем же ты нюни распустила?! Не к тому Пеэтер сказал, что не доверяет тебе, а главное - не проговорись.
И он продолжал:
- «Господа всегда драли с нас шкуру и будут драть и впредь, если мы не стряхнем их со своей шеи.
Товарищи, объединимся все, как один! Обсудим сообща свои дела и потребуем улучшений. Кто посмелее - вперед, другие последуют за ними. Не выдавайте товарищей, если им угрожают враги.
Мы требуем: во-первых…»
Голос Матиса крепчал, после каждого пункта требований он многозначительно, долго смотрел на жену и сына, словно убеждая их в том, что иначе и быть не может, и призывая ни на шаг не отступать от великих требований.
В этот сентябрьский вечер тысяча девятьсот пятого года трое людей, сидевших вокруг мигающей лампы в жалкой деревенской хибарке на далеком побережье, были уже не просто отцом, матерью и сыном, у которых, как это иногда бывает, случаются и родственные разногласия, - их уже соединяли узы более крепкие: они стали товарищами и соратниками.
Глава двадцатая
Свет луны, падая на пол, очерчивал на лоскутных тряпичных половиках узкие окончины ревалаской хибарки. Время от времени за стеной слышалось слабое дыхание ночного ветра. Когда оно замирало, Пеэтеру чудились чьи-то далекие и тихие шаги. Стенные часы старчески сипло пробили два удара, и с койки у противоположной стены послышался голос матери:
- Пеэтер, ты уже проснулся? Может, блохи донимают? Я хотя и постлала вечером чистое белье…
- Да нет, никакое зверье не тревожит меня, просто мысли разные бродят, - сказал Пеэтер, вздыхая и протягивая ноги так, что они уперлись в спинку кровати.
- Может, боишься, что они напали на твой след? - спросил из полутьмы и отец.
- Не думаю, чтобы так уж сразу и напали, но каждый старается держаться подальше от тюрьмы. На нашей фабрике уже восьмерых посадили за решетку.
- Боже мой, восемь человек за решеткой! Почему же ты вчера сразу об этом не сказал? - послышался испуганно-тревожный голос матери.
- А что об этом толковать… не очень это радостная весть. Не хотел тревожить ваш сон. Не сразу им придет в голову искать меня здесь, на далеком Сааремаа, - сказал Пеэтер, нащупывая на столе спички и папиросы. В тусклом свете луны он увидел отца и мать, сидевших на краю кровати, их холщовые рубахи белели на фоне стены, а босые ноги свешивались на пол.
- Надо было сказать, мы бы подумали, как получше сберечь тебя и защитить. Сандер уж пропал. Возьмут еще и тебя следом. Кому от этого польза? - сказала мать, и в голосе ее зазвучала приглушенная тревога. - Как же все это случилось?
- Да очень просто, аресты людей - жандармское ремесло. И меня бы взяли, если бы не удалось улизнуть из-под самого их носа…
- Помилуй боже! - испугалась мать, поднялась и поплотнее затянула оконную занавеску.
- Ничего, все это не так уж страшно - улыбнулся Пеэтер. - Кто догадается шпионить за мной через окно среди ночи здесь, в далеком уголке Каугатома. У них шпионы больше на железной дороге, на пассажирских кораблях. Мне повезло с отплытием «Каугатомы» сюда, - добавил он.
- Почему же ты вчера так открыто показался всем? Половина волости знает, что ты вернулся! - упрекнул его отец.