Один из его сыновей, Эбергард, был шталмейстером у великого князя Николая, а когда Николай взошел на престол, Эбергарда назначили на другой, весьма важный пост в Третьем отделении личной его величества канцелярии, которой руководил прибалтийский немец граф Александр Бенкендорф. Бабушка барона Фромгольда фон Ренненкампфа была дочерью графа Ламсдорфа, воспитателя Николая I. Муж одной из ее кузин, генерал Александр фон Вейсс из Ухтна, был адъютантом великого князя Константина, царского наместника в Польше… Нет, это был не только отживший и «раздутый блеск», как порою язвил, огрызаясь, его зять за обедом, этот пастор с мужицкой кровью в жилах. От человека, лишенного какой бы то ни было родословной, нельзя и требовать, чтобы он проникся чувствами, которые волнуют благородную грудь того, чьи предки вместе с епископом Альбертом семьсот лет тому назад высадились в Риге. Есть вещи, которые при всех обстоятельствах невозможно разменять на деньги. А о тесных связях рода Ренненкампфов с правящими кругами царской России и в настоящее время свидетельствует хотя бы тот факт, что генерал Пауль фон Ренненкампф на последней, только что окончившейся войне был крупным военачальником в казачьих частях.
Правда, генерал Пауль фон Ренненкампф приходился только дальним родственником рууснаскому барону и, к сожалению, был настолько высокомерен, что не хотел и знаться с единокровным, но, увы, обедневшим сааремааским Ренненкампфом. Но и старший сын самого Фромгольда фон Ренненкампфа. Эбергард-Готгард, принимал участие а войне в чине ротмистра и, как видно из его писем, выполнял на тыловой службе задания особой важности. И хотя владения Фромгольда фон Ренненкампфа состояли только из двух небольших имений в Сааремаа (легкомысленный отец промотал состояние), он, как и большинство прибалтийских дворян, чувствовал себя кость от кости, плоть от плоти царской России, потому что ни одно другое государство, даже Германия, не защищало бы с таким рвением интересы прибалтийских дворян, как это делал когтистый русский орел. Рука руку моет. И, начиная уже с Иоганна Рейнгольда фон Паткуля, прибалтийское дворянство поставляло русскому императорскому двору весьма преданных дипломатов, губернаторов, директоров департаментов, членов судебной палаты, адъютантов, интендантов, офицеров лейб-гвардии, министров двора, тайных советников, фрейлин, шталмейстеров, полковников и даже генералов. Взять хотя бы недавнюю войну, - даже эстонские мужичьи газеты не могут умолчать о том вкладе, который принесли на алтарь отечества прибалтийские дворяне. Так размышлял барон Ренненкампф, выпячивая грудь и надуваясь важно, как воинственный петух.
«… Флотом, стоявшим до войны во Владивостоке, командовал адмирал барон Штакельберг. По состоянию здоровья барон Штакельберг попросил освободить его от этой должности и отправился на родину для поправления здоровья. Однако в пути он узнал о начавшейся войне, тотчас же возвратился во Владивосток, снова вступил на корабль и даже ходил вместе с нашей эскадрой к Японским островам… »
«…Прежним начальником крепости Порт-Артур был генерал Стессель (уже по фамилии видно, что прибалтиец), под его командованием наши солдаты в 1900 году овладели стенами Пекина и ворвались в город…»
«… Сражение при Мукдене. Рассказ участника войны, возвратившегося на родину. Гремит пушечная канонада, и пулеметы изрыгают струи пуль в самураев. Войска дерутся, как львы… Смерть никого не страшит. Кровь непрестанно льется рекой… Особенно отличился один из наших соотечественников, барон Мейендорф, командовавший сражением на реке Шахэ…»
Да, но разве не лучше всего прочего характеризует балтийское дворянство телеграмма, посланная недавно собранием сааремааских дворян царю:
«Всемилостивейший государь! Преисполненные безграничной любовью к своему монарху, верноподданные помещики, дворяне острова Эзель, собравшиеся на ландтаг, считают своим первым долгом в годину, когда государству грозят опасности и беспорядки, повергнуть к подножию престола свои чувства неизменной преданности. Собрание дворян, приступая к обсуждению постановлений, необходимых для привлечения налогоплательщиков к участию в делах самоуправления, невзирая на сословные национальные различия, не ставит себе целью обсуждать вопросы, касающиеся основ государственного строя, а пребывает в неизменной вере, унаследованной от предков, что благоденствие верноподданных исходит от высочайшего соизволения монарха…