Мысль запихать Гиргенсона в мешок возникла только час назад: мужики и сами не были еще уверены в исполнимости этого намерения, а значит, об этом не могли знать ни Гиргенсон, ни его приверженцы, которые в противном случае, возможно, стали бы грудью на защиту своего духовного пастыря, как это и случалось в некоторых церквах в 1905 году. Только когда Длинный Виллем уже поднимался по нижним ступенькам скрипучей кафедры, а следом за ним шли Кусти, Лаэс и другие, приверженцы господина пастора смекнули, что и им надо бы протиснуться поближе к кафедре. Но это была бесполезная затея: кафедру уже тесно обступили рослые тагараннаские мужики и другие противники Гиргенсона, так что юугуский Сийм с отрядом баб не смог даже приблизиться к ней. Тем временем Виллем шаг за шагом поднимался по ступенькам кафедры и уже стоял на тесной площадке возле тучного пастора, который что-то злобно кричал и делал напрасные попытки оттолкнуть от себя Виллема растопыренными толстыми пальцами.
- Ах ты, черт, ты еще пальцами в глаза тычешь! - ругнулся от боли Виллем и сильной рукой схватил жирное запястье пастора.
- Несите мешок! Давайте сюда мешок! - кричал Кусти.
Но, как выяснилось, мешок в церковь еще не принесли. Правда, Йоосеп чуть пораньше, когда другие валили в церковь, отправился искать подходящий мешок. Но оказалось, что сенные мешки на телегах прихожан даже на глаз были слишком малы для Гиргенсона. Припадая на свою увечную ногу, Йоосеп бросился в лавку старого Вейде и, запыхавшись от быстрого бега в гору, спросил мешок из-под соли.
- Куда ж ты с мешком-то, пожар тушить, что ли?
- У вессикуского Прийду лошадь понесла, мешок разорвался, и соль рассыпалась, - торопливо ответил Йоосеп, видевший часа полтора-два назад, что Прийду купил у старого Вейде два пуда соли.
Обман очень походил на правду, и так как Йоосеп сразу выложил на прилавок подходящие деньги, Вейде быстро сунул ему в руки мешок. Когда Йоосеп был уже в дверях, Вейде вдруг осенило, - торговец давеча одним ухом слышал, как мужики шептались о чем-то подозрительном.
- Постой, постой! - закричал он, но было уже поздно, ему оставалось только взглянуть через окно в спину Йоосепу, быстро, на этот раз под гору, бежавшему с мешком к церкви.
А события в церкви развертывались быстрее, чем Йоосеп со своей увечной ногой мог сбегать к Вейде за мешком.
- Несите мешок! - неслись отовсюду возгласы.
Несмотря на то, что несколько ватласких парней бросились на поиски Йоосепа или его мешка, в церкви на миг возникло замешательство. Женщины побережья, из тех, кто больше сросся с церковью, увидев своих мужей или сыновей среди толпы зачинщиков, заколебались. Правда, никто из них не терпел Гиргенсона (за исключением считанных, пользующихся особой благосклонностью пастора), но затея мужиков казалась им чересчур дерзкой и оскорбительной не только для пастора Гиргенсона, но и для церкви вообще, поэтому то одна, то другая пыталась за рукав или за полу стащить своего мужа со ступенек кафедры. Даже лоонаская матушка поймала за полу пиджака своего Лаэса и давай тянуть, укоряя упирающегося мужа:
- Приезжает из Таллина, чтобы здесь с этим Гиргенсоном возиться. Лучшего ничего не придумал. Пошел бы утром хоть на сигов!
Таких ввязавшихся в распрю семейных пар возникало все больше, и, быть может, призванный и поставленный слуга божий, пастор каугатомаского прихода и избежал бы мешка в это предпоследнее до пришествия Христа воскресенье, если бы Юугу во главе своих богомольных старушек, набравшись смелости, не стал слишком стремительно пробиваться к кафедре, желая обеспечить отступление находившемуся в опасности пастырю. Бросив своего слепого Каарли, Риги протискивалась по пятам Ю угу через толпу к кафедре и журила мужиков:
- Постыдились бы, бесстыжие ваши глаза! Напасть на пастора во время проповеди!
- Что за чертова проповедь! Хочешь, скажу тебе проповедь получше! - воскликнул Кусти. И тут же, не раздумывая долго, совершенно трезвый Кусти, при всей общей суматохе и криках в церкви, совершил одну из своих проделок, о которой народ говорил еще много позже, уже после расстрела Кусти.
Следом за Гиргенсоном и Виллемом он взобрался на предпоследнюю ступеньку кафедры, - больше на кафедре не было места, - важно выгнул шею, закатил глаза, надулся, как Гиргенсон, и произнес свою шуточную проповедь, которой он и прежде, случалось, потешал людей в конце свадебного пира или в праздники, но тогда, правда, за полным ковшом пива: