Танель Ыйге, его бывший штурман, видимо, ярый бунтовщик. Кто бы мог предположить такое про этого тихого, неприметного мужичка, у которого только и было забот и мыслей, что о своей стае ребят! Но все же свое дело он знал хорошо… Да, капитан Тиху не поспеет сюда. А если бы и успел, что это изменит? «Видно, больше ничего не остается делать… как и впрямь пойти укладывать свои вещи», - подумал капитан Роост.
- Якорь вира! - приказал капитан Танель Ыйге.
-Якорь вира! - повторили писку-роотсиский Лаэс, абулаский Андрее, лагувереский Юхан и кокиский Длинный Виллем, и каждый из них взялся за одну из рукояток брашпиля. Сильный береговой ветер нажимал на корпус корабля, гудел в мачтах и вантах. Брашпиль скрипел, но не хотел двигаться, хотя мужики, напрягая икры, всей тяжестью налегли на его рукоятки. Лийзу и Матис поспешили на помощь, к ним присоединились Антон Саар и Пеэтер, который волочил за собой к фок-мачте стаксель. И все же якорная цепь медленно, дюйм за дюймом, наматывалась на лебедку.
- Без песни не пойдет! - воскликнул писку-роотсиский Лаэс и запел:
Как из Руусна, Тагаранна
Собрались на сход мы рано.
«Все на бой за землю, братья!
Мызным палачам - проклятье!»
Взвейся, парус, чтоб унес
Ветер нас от моря слез,
Где барон и поп лютует,
А мужик весь век бедует.
Теперь цепь уже легче бежала на брашпиль. Якорь мог вскоре подняться со дна, здесь было неглубоко. Поэтому Танель Ыйге приказал:
- Пеэтер, отнеси стаксель на место. Все, кто возвращается на землю, собирайтесь!
Писарь, Матис и Лийзу еще раз наспех пожали руку Танеля Ыйге и поспешили в лодки: Матис и Лийзу - в свою, писарь - в лодку Михкеля из Ванаыуэ, куда кок спустил также мешки и чемоданы капитана Рооста.
- Вот сатана, сколько вещей натащил в каюту! - ругался Симму. - Наш брат гни хоть все лето спину, а к осени хорошо, если новый костюм наденешь, а у него все мешки полны добра!
Капитан Роост на борту попробовал еще раз важно с клокотаньем прокашляться, но на него уже никто не обращал внимания, и он, пятясь, спустился в лодку, где и притих с тупым безразличием посреди своих мешков и чемоданов. Волостной писарь Антон Саар, сын памманаского рыбака, мог один справиться с парусной лодкой и не стал утруждать себя разговором с Роостом.
- Поднять кливер и топсели! - послышалась команда Танеля Ыйге с палубы «Каугатомы».
- Поднять кливер и топсели! - повторили команду мужики, и их голоса потонули в песне тех, кто все еще крутил брашпиль.
Не отвадит сила злая
От вскормившего нас края.
Час придет, наступит срок
И вернется паренек.
Якорь показался из воды, сильный ветер наполнил паруса. Судно медленно повернулось. И, поднимая все новые и новые паруса на всех трех мачтах, «Каугатома» взяла курс в открытое море.
Обе лодки повернули к земле, и расстояние между ними и «Каугатомой» увеличивалось теперь с удвоенной скоростью. Шлюпка Тыниса Тиху была, наверно, еще только у Кякисильма, когда в наступивших сумерках люди на «Каугатоме», казалось, слились с поручнями.
Вдруг Матис увидел за лесами взметнувшийся высоко к небу язык пламени.
- Что это такое? - воскликнула Лийзу.
Сверяясь с наземными ориентирами и с миганием маяка, Матис определил приблизительное место пожара: не было никаких сомнений, что пламя поднималось в черное, как сажа, вечернее небо над мызой Руусна.
* * *
В эту пору слепой Каарли стоял не дальше ста саженей от пылающего здания мызы. Еще в церкви он отбился от Рити, которая устремилась было спасать пастора Гиргенсона, и кое-как ощупью выбрался из толпы. Потом он угодил в компанию ватласких парией, те завели его в корчму и пристали к нему, упрашивая сочинить песню про то, - как упрятали Гиргенсона в мешок. Рити явилась за мужем в корчму, но парни спрятали его в комнате корчмаря и сделали вид, будто никогда в жизни даже не встречались со слепым песельником. Рити - хоть она и не верила им - все же пришлось уйти ни с чем, но из песни Каарли на сей раз ничего не вышло. Он до утра проспал на скамейке в корчме. День Каарли провел в беседах и пересудах, но вечером, когда с крепкими словами прошел мимо корчмы Кусти со своей ватагой, он увлек за собой и весь народ оттуда. Йоосеп, увидев бредущего за толпой Каарли, взял его под свою опеку. Мужики, распалившись, шагали быстро, и без помощи своего поводыря Каарли не поспел бы за ними. А Каарли обязательно хотелось шагать вместе со всеми, потому что мужики пели новую, привезенную из Таллина песню: