- С тех пор не так уж много времени прошло: нынешней весной на берегу в Питканина. Капитан, если помнит, купил у меня четыре корзины за наличные деньги, - ответил Каарли, покашливая.
- Ну, верно, этой весной на берегу Питканина! - хлопнул Тынис себя ладонью по лбу. - Сразу и не вспомнишь!
- Известно, у капитана много всяких дел и забот. Я же видел капитана тридцать пять - постой, постой! - тридцать шесть лет назад, перед отправкой в рекрутчину, когда приходил в Кюласоо прощаться. Да, быстро же летит время. Тогда ты еще был мальчуганом, даже в подпаски к гусям не годился. А теперь - гляди-ка - готовый капитан!
- По званию капитан, а вот, видишь, палубу из-под ног вышибли, - слишком уж откровенно в порыве теплых чувств сокрушался Тынис. Но тут же поспешил поправить дело и добавил: - Ну ничего, Каарли, опрокинь чарку, будет и у нас снова палуба под ногами! - Он налил в жестяную кружку водки и придвинул ее к Каарли, который по-свойски примостился уже на лавке.
- Каарли тоже за последнее время преуспел в жизни, из составителя шуточных песен сделался придворным песнопевцем церковных владык, - подтрунивал Матис.
- Больше ни одной песни не слажу, ни строчки, пусть хоть душу вырвут, - сказал решительно Каарли и отхлебнул водки из кружки.
- Но-но, не хвались раньше времени! Ежели господин пастор потребует, Рити выжмет из тебя строчки, - сказала Вийя.
- Пока жив буду, ничего они от меня не добьются, а если мертвым пару раз пискну, ну, за это не отвечаю, - возразил Каарли, покашливая, и, как бы в подтверждение своих слов, решительно опрокинул в глотку остатки водки.
- Правильно! - раздался голос Ану с койки, стоявшей у стены. - Я сама хоть и не из рода Тиху, но в свое время довелось с одним из Тиху - да будет ему земля пухом - пойти в паре и много новых Тиху народить. Прежние Тиху, как старый Рейн из Рейнуыуэ, были известны всему приходу своей силой и статью и пользовались уважением. Нынешние же - один так, другой этак - становятся посмешищем для людей. Сам ты, Каарли, большой мастер на песни, а теперь и про тебя песня сложена:
Ну и пара, поглядите:
Каарли Тиху с женкой Рити!
Каарли песни составляет,
Рити их попу таскает
Чтоб с церковного амвона
Прославлять царя и «фона».
Теперь если не смех, то по крайней мере улыбки могли бы появиться на лицах: ведь Каарли ничего не видел и притом был почти нищим, не чета важному Тырнису, над которым не позволено смеяться. Но никто и не думал улыбаться, все слишком хорошо знали жизнь Каарли. Только Матис спросил:
- Откуда ты, мать, все эти песни берешь?
- Кусти позавчера к нам заходил - сказывал, будто старый Рыке-Рейн сочинил.
- Известное дело. Старый Рыке давно на Каарли зуб точит, ведь и Каарли в своих песнях не гладил его по шерсти.
Тынис снова наполнил кружку, пустил ее вкруговую и сказал:
- Э-э, ерунда, Каарли, мы с тобою теперь ровня, и про меня песня сложена. Как это там, мать, поется: «Шуры-муры…» (Строку с «Нети» он так и не произнес, хотя она особенно запомнилась ему; однако он хотел подчеркнуть свое полное безразличие к тому, что пели и думали про него в деревне.) Да, будем корабль строить. Смастерим такой корабль, лучше которого на всем побережье не видывали. Весь тихуский род - разве мало его в Каугатома? - примкнет к нам, все войдут пайщиками, кто деньгами, кто работой. Соорудим корабль как корабль! А ты, Каарли, сложишь песни, чтобы уж были песни: и к закладке киля, и к той поре, когда кницы поставим, и уж, конечно, к спуску корабля на воду. Пусть не думают, что Тиху не настоящие мужчины! Тебя, Матис, вышибают с хутора. Ну и что же, это еще не значит, что жизнь кончена. Мы еще только начинаем жить! Сандера отправим погулять по морю, потом в школу определим его, и будет у меня штурман. А коли дело пойдет на лад, построим второй корабль - и Сандера туда капитаном. Ведь мы же не станем друг другу глаза выедать, свои ведь - родственники, близкие или дальние. Ну, что ты, мать, об этом плане думаешь?
- План добрый. Жители побережья без корабля - будто чайки без крыльев. Постройте корабль, только глядите, чтобы котерман в него не забрался.
Глава шестая
Мастером на постройке нового корабля поставили Михкеля из Ванаыуэ. Это был сухощавый, невысокого роста старик, из бобылей, лет шестидесяти, с седой козлиной бородкой. Принимаясь за свои корабельные чертежи, он медлительным движением, словно в раздумье, закладывал дужки очков за уши и как бы разжевывал каждое слово, прежде чем высказать его. Жизнь научила его осмотрительности, и как ни любил Михкель корабельную работу, он выдержал немалую внутреннюю борьбу, прежде чем принял на себя ответственность корабельного мастера.