- Ну, коли дело такое, что капитан в отъезде, тогда и разговаривать нечего, - и кучер Антс побрел в обратный путь. Но через пару часов (время, необходимое для того, чтобы сходить в церковную мызу и обратно) Антс снова явился на берег.
- Ты с чем явился, Антс? - спросил Тоомас из Лийгаласкма, - Ходишь, как кот вокруг горячей каши. Не задумал ли котермана заворожить в киль нашего корабля? Или, может, у тебя что другое на уме?
- Нечего мне завораживать котермана. Но коли вы здесь и правда все хозяева, то придется мне передать приказ пастора. Он послал меня сказать, чтобы вы убрали отсюда свои бревна и все прочее.
- Ты что, с ума сошел? Мы-то строим корабль не Гиргенсону, какое ему дело до наших бревен!
- Земля эта будто церковной мызы, вот почему… - сказал Антс, смущаясь собственных слов. Он был тихий, пугливый мужичонка, старался со всеми ладить и давеча ушел отсюда совсем обрадованный, так как пастор приказал передать неприятную весть самому капитану.
Но не тут-то было! Антс, старый кучер мызы, возивший на своем веку уже третьего пастыря, знавший приходский люд (он и сам был родом из каугатомаского прихода) и довольно хорошо изучивший своих прежних господ, все же, как показала сегодняшняя история, не сумел еще разгадать теперешнего барина, хотя и служил у Гиргенсона двенадцатый год.
- Душа вослюбленная! Не может этого быть, чтобы ты из-за случайного отсутствия капитана только из глупости не передал моего приказа мужикам. Не приходишься ли и ты родственником тихуским? Их тут добрая половина прихода.
После того как Антс клятвенно заверил, что не имеет никакого отношения к тихускому роду, ему пришлось тотчас же тащиться обратно и предстать перед мужиками.
- Церковная земля! «Вослюбленная душа» сам поет с кафедры, что земля создана богом. Если бы сам господь бог спустил тебя, Антс, с края облака на канате потребовать аренду за эту каменную глыбу - был бы другой разговор! С Гиргенсоном у нас нет никакого дела! - вслух рассуждал лоонаский Лаэс, гремя на весь берег.
- Я-то ничего не знаю, передаю, что велели. А может, пастор хотел, чтобы прежде у него разрешения испросили, - пытался Антс унять страсти своей незлобивой речью.
- Какое тут разрешение?! Добро бы еще здесь росла хоть одна травинка, которую могли бы сожрать быки. Но на этой поднявшейся из моря голой известковой глыбе, на этом щебне впору только чайке сидеть. С дедовских времен здесь строили корабли. Старому Хольману выстроили здесь все его суда, и не слышно было, чтобы кто-нибудь ходил за разрешением в пасторат, - возмутился даже кийратсиский Михкель, известный тем, что старался «по-хорошему» (то есть хитростью) ладить и с барином, и с церковной мызой.
А лайакивиский Кусти, кокиский Длинный Виллем, лауласмаский Виллем, голосистый лоонаский Лаэс и многие другие так распалились, что кучер Антс поторопился убраться, пока шкура цела.
Однако какими крепкими словами ни ругали Гиргенсона, запрет оставался запретом, и, если пренебречь им, можно попасть в опасную передрягу. Более спокойные мужчины, потолковав накоротке, послали в пасторат для переговоров с Гиргенсоном мастера вместе с кийратсиским Михкелем, который так ловко умел прикидываться смиренным.
- Вослюбленные души, - сказал пастор обоим Михкелям, - не на благо себе строите вы корабль вместе с этими богоотступниками, с этими Тиху. Если господь сам не соорудит храма, тщетны все людские помыслы и труд. И я говорю вам: до тех пор, пока вы заодно с Тиху, в особенности с этим Матисом Тиху, не дозволяется вам строить свой корабль на церковной земле! Изрыгните их, и прежде всего Матиса, изгоните их, и тогда я не только сниму запрет, но и дам свое благословение трудам вашим. Ступайте теперь, вослюбленные души, и передайте все это другим, - сказал Гиргенсон, указав мужикам на дверь.
- А если бы мы постарались заплатить господину пастору хорошую арендную плату, - пытался повлиять на пастора последней сладкой приманкой кийратсиский Михкель, бочком пробираясь к двери: он хорошо знал, что Гиргенсон жаден до денег.
- Хоть ты, Михкель, и хитер на торг, хоть и выманил своей сладкоречивостью у старой рууснаской барыни задаром большой корабельный дуб, о чем, к сожалению, сам барин узнал слишком поздно, но на сей раз ты сможешь явиться ко мне с разговором об аренде только после того, как окончательно отгородишься от всех Тиху.
Когда оба Михкеля, вернувшись в Папираху, дословно передали мужикам все, что они выслушали в пасторате, кюласооский Матис заявил: