- Сегодня приехал, но остался с Виллемом из Лауласмаа в компании ватласких мужиков, - воскликнул Лаэс. - Мы ведь не знали, что сегодня увидим тебя еще здесь!
Известие о сыне невольно притормозило шаг Кусти. Но задние ряды шагали вперед, и так как Кусти не мог торчать у других под ногами, пришлось и ему двинуться с места.
Так и пришлось Длинному Виллему при двух мешках провизии и ящик с инструментами повернуть обратно и вышагивать рядом с Кусти, да и Лаэсу с Йоосепом не хотелось потерять вдруг из виду своего земляка.
- А кийратскиский Каарель, салундиский Михкель и абулаский Яан тоже здесь? Вас ведь вместе забрили? - спросил Виллем.
- Укатили уже в Маньчжурию. Меня понос пробрал, вот и оставили до следующей партии.
- Разве нет никакой надежды на освобождение? - молвил Виллем.
- Освобождение! Что волку в пасть попадет, то и живота его не минет! - сказал Кусти, до боли в затылке поворачивая голову назад; деревенским с громоздкими мешками трудно было протиснуться сквозь густую толпу, и они поневоле отставали от Кусти.
- Прекратить разговор! - прикрикнул по-русски унтер-офицер, сопровождавший рекрутов.
Кусти, держась строя, попытался еще разочек оглянуться, но так как он был низкорослый, то не видел уже больше своих земляков, а скоро и они потеряли из виду удалявшегося Кусти. Казалось, конца не будет рядам, идущим на войну. Они как река, где течение создают - вместо воды - живые люди, волна за волной, ряд за рядом.
Безмолвно, неподвижно, с вздрагивающими изредка мускулами лица смотрел Виллем на проходящие ряды. Сущей безделицы не хватило, чтобы и он сам оказался в этих рядах, рядышком с Кусти. Разве Кусти не кормилец семьи? Как еще велика должна быть эта семья? А уж коли попал под гнев помещиков и начальников, так и то не поможет, что бы кормилец семьи и единственный у матери сын. Марис, жена Кусти, правда, ходила на мызу, молила барона, чтоб господин барон замолвил перед военной комиссией словечко за отца восьмерых детей, - да разве барина тронут слезы жены батрака?
- Неужели Кусти сам за себя уже говорить не может? Он ведь мужик горластый! - злорадно молвил барон и показал Марис на дверь.
И разве Кусти с его острым языком был последний, кого забрили? Вооружение стоит больших денег, генералы и начальники - титулованные и прочие казнокрады - набивают свои карманы на сделках по купле и продаже оружия; неудивительно, что на фронте не хватает боеприпасов. Верховая лошадь обходится казне в какую-то сотню рублей (жеребец дороже, мерин дешевле), только солдат достается государству бесплатно. Убить на тысячу или даже на сто тысяч больше или меньше - что это значит при многомиллионном населении большого Российского государства?!
Когда бравурные звуки оркестра доносились уже совсем издалека, последний неполный ряд смешался с толпой следовавших за ними детей и женщин, утиравших слезы, как на похоронной процессии. Движение толпы по тротуарам возобновилось, и трое сааремаасцев тоже тронулись в прежнем направлении, к месту ночлега. На Тынисмяэ они попытались было сесть в вагон конки, но кондуктор не впустил их.
- Ишь вы, сааремаасцы, поскупились извозчика нанять! Куда я вас дену с вашими мешками и ящиками?
Так и не пустил, а силой тут ничего не сделаешь, народ и в самом деле кучами толпился у вагона. Недавние гудки фабричных труб выбросили тысячи рабочих на улицы, и теперь все они спешили по своим квартирам, а многие и в кабаки, чтобы после изнуряющего рабочего дня малость прополоскать горло.
По рассказам земляков Йоосеп представлял себе конку немного иной, чем то, что он увидел. Две пары железных рельсов среди улицы, крытая повозка на четырех железных колесах, чем-то напоминающая телегу, но, конечно, много больше и красивее, чем крестьянская телега. Человек тридцать втискивалось в нее, ехали кто сидя, кто стоя. Кучер на козлах щелкнул кнутом, и большая, костлявая, загнанная лошадь, ступая меж рельсами, ленивой рысцой потащилась под гору. Но скоро пологий спуск кончился, и теперь жалость к бедному исхлестанному животному подступила к горлу Йоосепа. Он даже порадовался, что их не впустили в конку, и этой истерзанной кляче не пришлось тащить и их с мешками и ящиками. Как ни бедна жизнь в деревне, но такой изнуренной лошади он отродясь не видывал меж оглоблями. Может быть, здесь, среди городских камней, и с людьми обращаются так равнодушно?
Конечная цель трех островитян - двухэтажный деревянный дом трактирщика Вельтмана - находился на Щавелевой улице, номер 9, предпоследний дом слева, если идти от центра, как раз против покоса Кристины. Антс Вельтман и прежде жил в этом доме и работал извозчиком, но лет десять тому назад, когда расхворался его тесть, трактирщик Леэтберг, Антс сменил извозчичий промысел на более доходное ремесло трактирщика. Трактир его, на вывеске которого красовалась пенистая кружка с манящим зовом «Заходи!», стоял на Рапласком шоссе, против главных ворот фабрики Ланге; народ прозвал этот трактир по-своему: «Нечаянная радость», - у хорошего ребенка бывает несколько имен! Если хозяин и жаловался иногда на тяжелые времена, то делал это обычая ради и чтоб меньше завидовали ему. На самом же деле он давно крепко стоял на ногах и, несмотря на военное время, собирался этим летом строить новый, третий по счету, дом близ покоса Кристины.