- Что вы разглядываете нас? - рявкнул он.
Тийт Раутсик согнулся в три погибели и беззвучно зашевелили губами (он и сам теперь сообразил, что, попав в комнату с обнадеживающим номером 21, слишком беспечно оглядывался). Прежде чем он смог вымолвить слово, очкастый господин таким же строгим тоном перевел вопрос офицера.
Но Тийту и на деревенском языке трудно было ответить на этот вопрос.
- Просто так… Ничего не разглядывал, высокоуважаемый… ваше высокородие, - униженно старался он ублажить начальство.
- Что у него там в руках? - спросил офицер, когда господин с гноившимися глазами и красными веками перевел извинения Тийта.
- Это старые туфли Иды Лаксберг, я забыл… Очень прошу простить, ваше высокородие! - Тийт Раутсик подошел поближе, трясущимися руками развернул сверток, вынув туфли одну за другой, и рассказал, как они у него остались под мышкой.
Офицер с бычьей шеей приказал перевести слова Тийта и после этого долго сверлил его глазами. По-видимому, удовлетворившись в какой-то мере скорее его смирением, чем самим рассказом о туфлях Иды Лаксберг, он раскрыл лежащую на столе папку и сказал господину в штатском:
- Садитесь и говорите с ним на своем языке.
Человек в штатском почтительно поклонился офицеру, вынул из кармана бумажник, извлек оттуда карандаш и блокнот, придвинул стул к письменному столу, сел и, приказав Тийту приблизиться, выжидательно посмотрел на начальника.
- Ну, пусть сядет, - пробубнил офицер, а штатский господин, подвинув другой стул Тийту, сказал:
- Вам разрешают сесть.
Тийт присел на самый краешек - горб, упираясь в спинку стула, не позволял ему сесть поудобнее, - а сам подумал: «Совсем приличные люди!» Конечно, человека, живущего по закону, за шиворот никто не возьмет, да к тому же они видят, что перед ними не какой-нибудь мужлан…
- Тийт Раутсик, сын Лены, - начал штатский господин, вертя в руках карандаш.
- Именно так, ваше высокородие, - кивнул в подтверждение Тийт.
- Гм, мне не надо говорить «высокородие», - заметил, покашливая, господин в штатском.
Тийт по тону господина уловил, что такая почтительность ему даже очень по душе, но в последующем разговоре он все-таки приберегал «высокородие» только для офицера.
- Сын Лены. Почему так? Разве отца не было? - спросил господин.
Это было больным местом Тийта еще со школьной скамьи, но с тех пор, как появилась на свет Лонни Раутсик, дочь Тийта, он более или менее примирился с этим и теперь ответил почти спокойно:
- Как же без отца, но… Так и есть, сын Лены.
- Вы по профессии сапожник, а работаете дворником?
«Так и есть, кто-то донес, что я занимаюсь починкой обуви без вывески! - мелькнула опасливая мысль в голове Тийта. - Но за это не так уж сильно карают, может, обойдется денежным штрафом». И Тийт решил рассказать все чистосердечно.
Его мать, прачка, уже смолоду пристроила сына на выучку к сапожнику, и он не один год проработал подмастерьем у сапожного мастера Лебеволя. Его работой были довольны и мастер, и заказчики, но когда Тийт стал сильно кашлять и пожаловался на это врачу, тот посоветовал ему бросить сидячую работу в душной мастерской за сапожным столиком и найти службу на чистом воздухе. Непросто было получить место дворника, но ему это, наконец, удалось, и вот он уже двадцать шестой год служит у Пеэтсова. Ну, а если иной раз он и вспомнит старое ремесло, без того, конечно, чтобы повредить кому бы то ни было, то не могут ли высокорожденные и высокочтимые господа простить ему это?
- О чем он говорит? - нетерпеливо спросил высокорожденный с бычьей шеей, поднимая голову от бумаг.